что по всему миру ищут себе каждый раз все более сильный новый афродизиак[9] и ради этого не брезгуют ни чем. Они калечат животных, то им нужны тюленьи члены, то рога носорогов, то еще что-нибудь в этом роде. Это полнейшее безобразие. Вы только взгляните на их гигантскую китобойную промышленность. Пора одернуть этих японцев, чтобы они не рыскали по всему свету, уничтожая все, что попадется им под руку».
Вот что утверждает Жакоб:
«Это еще мягко сказано, будто Брижит не боится наезжать со своими требованиями. Если ей что-то нужно, она не отступится, пока не доконает вас. Она, как бульдозер, идет напролом. Диву даешься, откуда у нее столько упорства. Она будет капать вам на мозги, пока не добьется своего. А политики этого не любят. Одно дело, когда правительство расточает хвалебные речи в адрес какого-нибудь фонда, что носит знаменитое имя, и совсем другое — реальная помощь. Однако Брижит равнодушна к этим славословиям».
Более того, если верить Жакоб, Брижит никогда не лезет за словом в карман: «Она всегда говорит то, что думает, и не робеет ни перед кем. Она разговаривает с политиками и министрами точно так же, как она говорит с любым другим человеком, а им это не по вкусу. Как мне кажется, это объясняется тем, что в глубине души она ранимая натура и принимает все слишком близко к сердцу. Она настолько серьезно относится к любимому делу, что не желает, чтобы кто-то другой ей мешал. Однако не забывайте, что все это она делает не для себя, а исключительно ради животных».
Мижану согласна, что решительность ее сестры, стоит той только взяться за дело, порой не знает границ.
«Она не боится ввязаться в драку, потому что по натуре она боец. Она готова с кулаками отстаивать свои убеждения. Когда она видит жестокость по отношению к животным, она очертя голову бросается в бой и готова вести за собой целый мир. Она знает обо всем не понаслышке, каждый день сталкиваясь с теми или иными проявлениями жестокости к животным, и не боится взглянуть правде в глаза. Я знаю, какие чувства она при этом испытывает, потому что иногда по ночам, когда она одна, она звонит мне, чтобы излить душу. Так что кому, как не мне, знать, как глубоко она переживает».
Ради избранного дела Брижит готова бесстрашно столкнуться с кем угодно — с медицинскими лабораториями, политиками, правительствами, ей все равно, что станет у нее на пути. Она не боится, если ей самой при этом расквасят нос. Ведь она берется за то, во что свято верит».
«Изменить общественное мнение не так-то легко, — продолжает Мижану. — Но это не значит, что Брижит нужны лишь громкие скандалы. Она делает также много такого, что не сразу бросается в глаза. Была у нее одна знакомая старушка, которая держала полный дом собак и кошек, так вот несколько лет назад она умерла незадолго до Рождества, и Брижит взяла всех ее питомцев себе и отвезла в Базош. Она не любит говорить об этом, но когда у фонда не хватает средств, а тут как раз наклевывается очередной проект, тогда Брижит платит за все из своего кармана. Она делает вид, будто ей все по плечу. Но это лишь для того, чтобы никто не заподозрил ее в слабости».
Для Брижит в наши дни каждый новый день приносит все новые печальные известия. «Порой это невыносимо, — признается она. — Я только и делаю, что сражаюсь, а сдвигов почти не видно. Наоборот, кажется, будто все вокруг становится все хуже и хуже. Может, если я буду сражаться и дальше, насколько хватит сил, кто-то затем придет мне на смену, тот, кому удастся чего-то достигнуть. Мне бы хотелось оставить в наследство людям мой фонд. И если завтра я попаду под автобус, то, смею надеяться, что моя работа на благо животных и на благо фонда не будет забыта».
Некоторые люди полагают, что пройдет какое-то время, и именно этим она увековечит свое имя — не как кинозвезда, чье имя прогремело на весь мир в ее первой жизни, а благодаря той деятельности, которой она посвятила свою вторую жизнь.
«Вы только задумайтесь о том, чего ей удалось достичь, — говорит Ален Бугрен-Дюбур. — А это не так уж и мало. С нее хватило бы одного ее главного успеха — кампании по спасению котиков. Но когда я сказал ей, что она победила, когда я сказал ей, что Европа собирается бойкотировать ввоз меха котиков, и предложил откупорить по тому поводу бутылку шампанского, она не проявила особого восторга. Я тогда сказал ей: «Но мы же так долго и так упорно боролись». И она ответила: «Но это же так просто. Иначе и быть не могло, вот мы и победили». И в этом вся она. И если ей удается спасти жизнь трем десяткам псов в каком-нибудь приюте, то для нее это не меньший успех».
После того как она распродала все свои ценности, чтобы учредить фонд, Брижит объяснила: «Я не придаю особого значения материальным вещам. Для меня самое главное — это сама жизнь. Но борьба требует денег. Цель моей кампании заключается в том, чтобы дать животным шанс выжить, чтобы возвратить им то уважение, которое мы им недодавали. А это стоит всех бриллиантов на свете вместе взятых».
Вскоре ей стало ясно, что для того, чтобы продолжать свою деятельность, фонд нуждался в постоянном притоке средств, а пожертвований было явно недостаточно. Во Франции следующим шагом от статуса бесприбыльной благотворительной организации является весьма ценное звание «общественной собственности». Это дает отдельным благотворительным обществам право именоваться наследниками разного рода собственности и не платить при этом налога на наследство.
И если найдутся люди, кто пожелает завещать фонду нажитое состояние или имущество, рассуждала Брижит, то это станет гарантией того, что ее работа будет продолжаться и дальше после ее смерти. И вот, проконсультировавшись с адвокатами, Брижит подала прошение. Она просила правительство предоставить фонду Брижит Бардо статус общественной собственности ив 1991 году получила отказ.
Главный довод правительства заключался в том, что, как благотворительное общество, ее фонд располагал слишком малым капиталом и потому никак не тянул на звание общественной собственности.
Брижит продала все, что было у нее более-менее ценного, а правительство лишь весьма туманно намекало, сколько ей еще нужно выложить денег, чтобы достичь заветной цели. При более внимательном рассмотрении оказалось, что у нее практически ничего не осталось.
За исключением одной вещи — «Мадрага».
