Да она ли это была?!
Манька прислушалась к боли, скорее по привычке ее анализировать…
«Не моя!» – сразу же догадалась она, как только прошлась по своему сну снова, уловив некоторое сходство боли с тем, что должны были чувствовать девушки, над которыми она издевалась. Боль была всюду и нигде, она не соприкасалась с органами, но в то же время Манька машинально расшифровала ее, приложив на свое тело.
И оргазм…
И боль и елей вокруг головы, с которыми обычно приходили с той стороны древние вампиры, сразу же уменьшились в разы и постепенно сошла на нет, оставив после себя лишь тяжесть в голове и боль в том месте, где яд пролился мимо вены Его Величества.
«Это тоже не моя боль! – сообразила она, быстро прогоняя себя по его сумеречному состоянию, вылавливая те моменты в прошлом, где не могла эту боль понять и найти ей логическое объяснение.
Наверное, она еще раньше избавилась от наваждения подружиться с носителем своей матричной памяти, но сейчас она ненавидела его. Спокойно. Ровно. Холодно. Так ясно, как будто смотрела на камень, который только что упал на нее с крыши и промахнулся. Последняя надежда умерла вместе с тем кошмаром, который довелось пережить во сне.
Но почему Дьявол заставил ее пройти через ЭТО? Почему позволил стать тем, чем она стала? Что он хотел сказать? Или учил ненавидеть?
Она так и так пришла бы к своей ненависти. Днем раньше, днем позже. Или, может быть, все же, глубоко в подсознании, ей хотелось стать этой тварью? Надеялась доказать, что, имея в себе червей, она была бы не лучше любой другой нечисти? И почему она воспринимала вампира, как себя?!
Прошлые ее кошмары не шли от нее самой – нынче же она сама стала самым страшным кошмаром. В голове пронесся ураган воспоминаний, она лихорадочно искала состояние, которое бы подтвердило или опровергло ее догадку.
Неправда! Никогда у нее не было такого желания!
Или были?
Манька уже ни в чем не была уверена…
Страх поднимался из чрева тошнотой, доставая кости, как будто она лишилась плоти, с ужасом понимая, что никогда не сможет остановить вампира – даже саму себя, которая проклинала любую тварь, в ком теплилась хоть капля крови и сострадания к живому существу, любви большей, чем раболепие и страх перед нею. Отчаяние было столь велико, что, не выдержав, Манька прокусила себе руку.
Привкус крови на губах остался лишь привкусом крови – как вода, слегка солоноватая.
Она лизнула рану, прислушиваясь к своим ощущениям. Пожалуй, не зная о том, что пробует на вкус кровь, она бы не догадалась ни по вкусу, ни по запаху. Кровь для нее ничем не пахла. Где эта страсть, снедающая ее изнутри? Влачила она свое существование, но о вампирском благополучии не стала бы жалеть.
Кровь и мясо ешьте сами, а ее увольте…
Нет! Это не она! Там были только вампиры!
Фу-у-у…
Вздох облегчения вырвался из груди – сон сразу же начал теряться и таять, устанавливая границу между тем, что она видела во сне и тем, чем она была сейчас. Она попробовала найти в себе остатки чувств, которые руководили ею и не обнаружила даже намека на их присутствие. Только боль и страх. До слез было жаль тех несчастных девушек, кровь которых она пила с таким необъяснимым наслаждением.
Противно…
Окаменевшие мышцы лица стянуло.
И только осознание, что чужой крови нет в ее теле, успокоило готовый вывернуться наружу желудок. Дьявол снова посмеялся над нею, обличив ее – как мало она знает! Не было в ней жажды крови, и не стоило ей удивляться всякий раз, как он объяснял про вампирское устроения – оболочка и ум, объятый огнем оргазма, залитого кровью своих жертв.
Она начала успокаиваться, вернулось способность рассуждать…
Интересное наблюдение, кстати, огонь этот где-то землей спрятан в ней. Если верить Благодетельнице, совокупление вблизи своих душ было у нее самым ярким воспоминанием… Может быть, человек испытывает какое-то особое состояние, когда находится вблизи от носителя матричной памяти?
Ничего подобного Манька не испытывала… Или испытывала?
Она вдруг вспомнила, как объял ее огонь желания однажды на улице, и вроде рядом не было никого, кто мог бы вызвать его. Все было как обычно. И как-то незаметно для себя самой она уловила взгляд и остановилась, жадно всматриваясь в лица. Он сам к ней подошел, обычный с виду парень, а руки задрожали и подкосились ноги, а после, когда они остались вдвоем, она набросилась на него…
Совсем как в тот раз, когда затряслись руки и охватило странным чувством в офисе. Но тогда о связи с ним она не думала, не было урагана в животе, только нервная дрожь и чувство, которое она даже сейчас не может объяснить. Будто кто-то толкался внутри.
Огонь ушел раньше, чем все закончилось. Ожидания не оправдались.
Может быть, она была сухая в своих чувствах и сумела справиться? Или тот, носитель ее матричной памяти находился в это время где-то поблизости? Или поймали на живца тогда, а не в офисе? Или проверили еще раз?
Долго же вампиры готовились убить ее!
Выходит, не знала она о любви ничего. И не руководили любовью феромоны. Земля призывала свой конец или начало, обнюхивая каждого, кто приходил с той стороны. Вампиры знали и умело использовали ее способности, устраивая себя.
Но разве это любовь, если тот, кто был объектом их домогательств, должен был умереть прежде, чем стал бы им нужен? В разуме не умещалось все, что она видела и делала, и презирала себя за ту зависть, которая теплилась где-то на задворках ее безграничной огромной земли, в которой видела и спасение, и надежду. Никогда не была ее земля другой, только понять она не хотела, что солнце не светит там, где болью и заклятиями выставляют напоказ свое совершенство. И все же и вампир, и проклятый, и обычный человек плодились и размножались на земле, отстаивая право называться человеком.
Свободная любовь…
Это когда в землю приходят и уходят люди, которых она знает, но не чувствует, как себя?
Впрочем, это сознанию нужна любовь, а земля открылась и закрылась, умирая каждый раз, когда брала на себя грех прелюбодеяния. Смертельно ранит ее этот грех. А человеку зачем об этом думать? Он не может иначе. Он зверь, и звериные инстинкты «плодитесь и размножайтесь», не сказанные ему Дьяволом, берут над ним верх. У человека есть преимущество: он может размножаться круглый год. И размножается, природа пошла ему навстречу, чтобы дьявол мог укрепить свою мышцу.
Дьявол не мог не знать, что так будет. У него тоже голова не болит, своя земелька ближе к телу. Вырастил кучу дерьма, удобрил Бездну, и умножилась земелька – безотходное производство! Сам он не размножается, не плодится – а растет…
Наверно, не так уж много у него красной глины, которую можно на что-то разменять. Не самому же, в самом деле, лезть в Небытие. Будь она на его месте, наверное, с таким же рвением радостно приветствовала полчища вампиров, создавая тепличные условия, зная, что вызревает золотовалютный запас, который для Бездны, что хлеб, а земля – продукт переработки. Люди для него, что для нее помидоры. И забивала бы на смерть всякую тварь, которая не хотела становится валютой, выставляя зубы.
