— Она? — хором переспросили брат Айден и отец.
— Вы же привыкли к хобгоблинам. Привыкнете и к тому, что Торгиль — девочка, — заверил Бард.
Джек в который раз поразился тому, как в изложении Барда любая самая неразрешимая проблема предстает заурядным пустяком. Отец уже разговорился о чем-то с Букой, а брат Айден перестал креститься всякий раз, как взгляд его падал на хобгоблинов. Славный старина Бард! Да он любого заставит под свою дудку плясать!
Дверь, ведущая в монастырь, внезапно распахнулась, и вошел Брут — король Брут, тут же напомнил себе Джек. Вслед за Брутом явился и отец Север.
— Фью! Тяжкий денек выдался! — воскликнул новый правитель Дин-Гуарди. — С самого утра так ни разу и не присел.
— А завтра придется не легче, — заверил отец Север. — Мы уже собирались спать укладываться, и тут я вспомнил, что у меня осталось одно недоконченное дельце. Вы, кстати, можете выбрать себе любые постели по своему вкусу. Монахи еще долго будут спать на голых досках. Итак, Драконий Язык, — монах обернулся к Барду, — пора тебе кое с кем познакомиться.
Отец Север отступил в сторону, и в комнату вошла Этне. С ее появлением даже свечи запылали ярче.
— Драконий Язык, пред тобой твоя дочь.
Впервые на памяти Джека Бард лишился дара речи.
Наконец-то Джек понял, почему в Этне ощущалось что-то знакомое. В эльфийском обличье она казалась копией Партолис, только более юной. Но когда она перевоплощалась в человека — а такой она нравилась Джеку гораздо больше, — ее синие глаза и даже улыбка очень напоминали Барда. Да и добротой своей девушка, вероятно, была отчасти обязана отцу. Увы, доброта эта под воздействием Партолис обычно бывала подавлена. А вот теперь человеческая сторона ее натуры проявилась в полной мере.
— Мне всегда хотелось знать, кто был мой отец, — промолвила Этне. — Я спрашивала мать, да только она не помнила.
— Эльфы — они таких вещей никогда не помнят, — с трудом выговорил ошарашенный Бард.
— Я много наслышана о Драконьем Языке.
— Похоже, ты похитил у Партолона не только магию, — заметил отец Север.
Бард одарил его испепеляющим взглядом.
— Буду весьма признателен, если ты не станешь портить эту священную минуту. Этне, поверь, я даже не подозревал о твоем существовании. Жаль, что я не узнал тебя, когда был помоложе. Я же побывал в Эльфландии шестьдесят лет назад, а ты по-прежнему юна и прекрасна… ну да таковы законы той страны. — Старик печально улыбнулся. — Дом мой небогат, и предложить я могу тебе немногое, но все, что есть, — в твоем распоряжении.
— Она хочет стать монахиней, — вклинился отец Север.
Бард резко развернулся.
— Ну, это уже слишком. Есть много способов войти в реку жизни, и я вполне способен ее обучить и наставить. Еще не хватало, чтобы она целыми днями морила себя голодом, повернувшись спиной к красотам мира.
— Но… отец… мне нравится поститься, — запротестовала Этне.
— Потому что тебе оно пока в новинку. На самом-то деле тебе нужно погрузиться в жизнь с головой, пропустить ее поток сквозь себя, научиться любить.
— Я вразумлял Этне в течение целого года, — возразил отец Север. — Я намерен построить женскую обитель и выписать из Кентербери настоятельницу. У Этне не будет недостатка ни в сестрах по вере, ни в христианском наставлении. Она научится творить добро. И смирению тоже научится. Я с корнем выкорчую эту проклятую эльфийскость и очищу ее душу, так что ангелы в небесах передерутся друг с другом, кому достанется честь унести ее в Небеса.
— Ой-ой-ой… — Бард тяжело, устало вздохнул. Он словно постарел на глазах. — Ты сам не понимаешь, с чем столкнулся, а мне осталось уже не так много лет, чтобы успеть спасти девочку.
Джек разом встревожился. Он не хотел и думать о том, что Бард может когда-нибудь, ну хоть когда-нибудь умереть. Даже если это и значит, что он просто-напросто возродится где-то еще.
— У великого древа много ветвей, дитя, — мягко проговорил Бард, беря руки Этне в свои. — И христианство — не более чем один-единственный лист.
Но эльфийка лишь неуверенно поулыбалась этим словам. Джек видел: Этне не понимает, о чем идет речь.
— Она заплутала между двумя мирами. — Старик вскинул глаза на отца Севера. — Не знаю, сможет ли она полностью отринуть какой-либо из них.
— С Божьей помощью сможет, — твердо заявил отец Север.
— Скажи мне, Этне, ты вправду хочешь быть монахиней?
— Еще бы — это же так весело! — восторженно всплеснула руками девушка.
— Хорошо же. Я не встану у тебя на пути. Но послушай, если когда-нибудь тебе понадобится помощь… — Бард на мгновение задумался. — Я пришлю тебе кота. Я знаю, что монахиням позволено держать домашних любимцев. Заботься о нем хорошенько и не забывай кормить.
— Надеюсь, это не какой-нибудь там чародейский фокус? — подозрительно осведомился отец Север.
— Ну что ты! — Синие глаза Барда просто-таки лучились простодушием. — Я купил этого кота у одного ирландского капитана, что стоит на якоре в Беббанбурге. Звать зверушку Пангур Бан. Если тебя что-то напугает или удручит, о моя новообретенная доченька, поведай свою беду Пангуру Бану. Вот я, например, в минуту жизни трудную люблю поговорить с животными, которые, конечно же, не могут — никак — никогда — ни за какие коврижки! — поделиться услышанным с кем бы то ни было. Это так успокаивает!
Этне наклонилась к отцу и поцеловала старика в щеку.
— Я запомню, — тихо пообещала она.
А потом, поскольку час был уже поздний, а день выдался утомительный, отец Север велел всем укладываться спать. Он даже нанял в Беббанбурге добрую женщину позаботиться об Этне. Отец Север всегда отличался собранностью и аккуратностью.
Глава 50
Путь домой
Нога у отца заживала куда быстрее, чем можно было надеяться. Более того, и хромота почти прошла.
— У тебя в детстве кости срослись неправильно, Джайлз, — объяснил Бард. — Новый перелом обернулся отличной возможностью их вправить.
— Как скажешь, — поморщился Джайлз Хромоног, ступая на больную ногу.
— Ты лучше верхом на ослике поезжай. Путь-то предстоит неблизкий.
Джайлз с грустью глядел на Ромашку. Джек знал: отец вспоминает, как верхом на ней Люси приехала в Беббанбург. Тут же дожидались две невысоких лошадки: новый владыка Дин-Гуарди подарил их друзьям, чтобы избавить их от лишней поклажи и чтобы Барду не пришлось идти пешком. Джек, Пега, Торгиль и брат Айден, понятное дело, и так дойдут.
— Жаль, я не могу остаться здесь навсегда. Я же всегда мечтал быть монахом, — вздохнул отец.
