Вернулась на контроль, нашла секцию «Бритиш эруэйз», подошла к окошечку бизнес-класса. Излишняя роскошь, конечно, но она решила сегодня отметить начало новой жизни в том стиле, в каком собиралась вести ее дальше.
Протянув женщине за окошечком билет и паспорт, сказала:
– Сара Смит. Рейс триста девять с пересадкой в Рио-де-Жанейро.
– Спасибо, мадам, – любезно ответила женщина и проверила информацию по компьютеру.
Задала обычные вопросы, связанные с соображениями безопасности, наклеила на чемодан ярлычок. Потом дернулась дорожная сумка, упала на ленту конвейера и исчезла из вида.
– Самолет отправляется вовремя? – уточнила Эбби.
Женщина посмотрела на монитор:
– Да, пока все в порядке. Вылетает в пятнадцать пятнадцать. Посадка начинается в четырнадцать сорок. Пятьдесят четвертый туннель. Когда пройдете контроль, в беспошлинной зоне увидите указатели.
Эбби поблагодарила и вновь взглянула на часы. В животе запорхали бабочки. Остается сделать еще две вещи, но обе она отложила на самый последний момент.
Прошла в зал «Бритиш эруэйз», выпила бокал белого вина, чтобы успокоить нервы, мечтая закурить. Но с этим придется обождать. Съела пару сандвичей, села перед телевизором, где шли новости, принялась мысленно проверять свои действия. Хорошо, ничего не забыла. Но на всякий случай снова удостоверилась, что определитель на телефоне не покажет ее номер, куда бы она ни звонила.
Точно в 14:40 загорелся экран, извещающий о начале посадки, однако номера рейса на нем еще не было. Эбби прошла в тихий уголок, где никто не мог ее услышать, набрала номер службы приема сообщений, куда велел звонить сержант Брэнсон, если она не сумеет связаться с ним по мобильнику.
Когда пошли гудки, заткнула уши, чтобы не слышать звоночки, предшествующие объявлению о посадке.
– Констебль Бутвуд слушает, – проговорил молодой женский голос.
Эбби, как могла, изменила голос, имитируя австралийский акцент.
– У меня есть для вас информация насчет Ронни Уилсона, – сообщила она. – Он будет встречать в аэропорту Кох-Самуи кого-то, прибывающего из Бангкока рейсом двести семьдесят один завтра в одиннадцать по местному времени. Ясно?
– Аэропорт Кох-Самуи, рейс двести семьдесят один из Бангкока завтра в одиннадцать по местному. Кто говорит?
Эбби разъединилась. У нее так дрожали руки, что она с трудом набирала ответ на полученное раньше сообщение, вынужденная без конца исправлять опечатки. Перечитала, прежде чем отправлять:
«У настоящей любви не бывает счастливого конца, потому что настоящая любовь никогда не кончается. Пусть это еще раз скажет, как я тебя люблю, хх».
И правда. Она его очень любит. Но не на четыре миллиона долларов.
И не с его дурной привычкой убивать женщин, которые доставляют ему деньги.
Вскоре после взлета она, раскинувшись в кресле и потягивая «Кровавую Мэри» с добавочной рюмочкой водки, открыла пакет в пузырчатой пленке. Заднее кресло пустует, нечего беспокоиться насчет любопытных глаз. Оглянулась через плечо, убеждаясь, что рядом нет никого из членов экипажа, и легонечко вытянула целлофановый пакетик.
В нем лежал блок Черных пенни. Она смотрела на строгий профиль королевы Виктории. На слово «почта», отпечатанное не слишком ровными буквами. На выцветшую краску. Замечательно, но вовсе не идеально. Как однажды объяснил Дэйв, порой именно недостатки придают им особую ценность.
Это точно так же относится и ко многим другим вещам в жизни, рассуждала она в приятном тумане легкого опьянения. Кроме того, кому хочется быть идеальным?
Снова взглянула на марки, вдруг осознав, что впервые их видит как следует. Действительно особенные. Волшебные. Она улыбнулась им и прошептала:
– Пока, мои красавицы. До встречи.
125
Ноябрь 2007 года
– Хорошо отдохнул? – спросил Рой Грейс.
– Очень смешно. Пляж видел только из иллюминатора, – проворчал Гленн Брэнсон.
– Я слышал, в Кох-Самуи красиво.
– Сырость адская, и все время лил дождь. И меня что-то за ногу укусило – комар-мутант или тарантул. Здорово распухла. Хочешь посмотреть?
– Нет. Но все равно спасибо.
Сержант, сидя в кресле перед столом Грейса в костюме и рубашке, в которых спал, судя по виду, с ухмылкой покачал головой:
– Ну и гад же ты, Рой, скажешь, нет?
– А я не могу поверить, что ты опять трогал мою драгоценную коллекцию записей. Я тебе разрешил переночевать одну ночь. Не просил вытаскивать каждый диск из футляра и разбрасывать по всему полу.
Брэнсону хватило совести смутиться.
– Хотел тебе помочь, разобрать… Черт возьми… извини. – Он хлебнул кофе, подавил зевок.
– Ну, как там заключенный? Когда ты прилетел?
Брэнсон взглянул на часы:
– Где-то без четверти семь. – Он все-таки зевнул. – По-моему, за последние две недели мы истратили годовой бюджет суссекской уголовной полиции на заграничные поездки.
Грейс улыбнулся:
– Уилсон что-нибудь сказал?
Брэнсон с наслаждением пил кофе.
– Знаешь, насколько я могу судить, он действительно кажется славным малым.
– Ну, еще бы. Милее ты никогда не встречал, правда? Одна маленькая проблема – вместо того, чтобы честно трудиться, предпочитает жен убивать. – Грейс бросил на друга притворно-укоризненный взгляд. – Это ты славный парень, Гленн. Если б не моя дерьмовая жизнь, может, я тоже был бы славный. А Ронни Уилсон не славный. Просто умеет внушать людям подобное впечатление.
Брэнсон кивнул:
– Угу. Я имел в виду не совсем то.
– Отправляйся домой, поспи, прими душ, потом приходи.
– Сейчас. На самом деле он много чего сказал. Был в философском расположении духа, хотел выговориться. Мне показалось, что устал скрываться. Шесть лет в бегах. Поэтому согласился с нами вернуться. Только все беспокоился о какой-то тайской птичке. Просил разрешения послать ей сообщение.
– Ты ему права зачитал, прежде чем он заговорил?
– Зачитал.
– Молодец.
Значит, все сказанное Ронни Уилсоном в самолете может использоваться в суде.
– Знаешь, он жутко злится на Скеггса. Если пойдет ко дну, обязательно утащит его за собой.
– Да?
– Насколько я понял, Скеггс помог ему по приезде в Австралию.
– Как мы и думали, – кивнул Грейс.
– Угу. В какой-то момент Ронни Уилсон завладел марками.
– От жены получил?
– Увильнул от ответа.
