— Почему я должен жертвовать новобранцами за проигранное дело? парировал Хейнрици. — Я несу полную ответственность за своих людей. Я участник двух мировых войн.
— У вас нет никакого чувства ответственности! Ее в первую очередь несет человек, отдавший приказ.
— Я всегда отвечал перед своей совестью и немецким народом. Я не могу губить чувства людей.
Хейнрици снова обратился с официальной просьбой дать разрешение отступить.
— Вы должны удержать Швайнмюнде.
— Если вы настаиваете, то вам придется найти кого-нибудь другого, кто сможет исполнять ваши приказы.
— Хочу вас предупредить, — рассвирепел Кейтель. — У вас достаточно опыта, чтобы понять, чем грозит невыполнение приказа в боевой обстановке.
— Господин фельдмаршал, я повторяю, что для выполнения вашего приказа найдите кого-нибудь другого.
— Предупреждаю второй раз. Неисполнение приказа будет означать для вас трибунал.
В этот момент терпение потерял Хейнрици.
— Просто уму непостижимо, как со мной обращаются! — крикнул он. Хейнрици попытался взять себя в руки. — Я выполнил свой долг наилучшим образом и с полного одобрения своих офицеров. Я сам не буду себя уважать, если позволю себе поддаться силовому нажиму и сделаю то, что считаю неправильным. Я сообщу в Швайнмюнде, что фельдмаршал Кейтель настаивает на том, чтобы город обороняли. Поскольку я не могу согласиться с этим приказом, то передаю командование вам.
— Властью, данной мне фюрером, я освобождаю вас от командования! Сдайте все дела генералу фон Мантейфелю.
Однако Мантейфель совершенно не был расположен соглашаться с этим. Он отправил сообщение Кейтелю, в котором отказывался от командования и предполагаемого повышения в звании. Сообщение заканчивалось вызывающе: "Здесь все приказы отдает Мантейфель".
Фактически это было концом группы армий «Висла».
Развал воинской иерархии стал очевиден даже в бункере. Незадолго до рассвета 28 апреля Борман, Кребс и Бургдорф, начальник управления по кадрам сухопутных сил, сцепились в пьяном споре.
— Девять месяцев назад я приступил к выполнению поставленной передо мной задачи энергично и полный идеализма! — вопил Бургдорф. — Я неоднократно пытался координировать действия партии и вооруженных сил.
Именно поэтому, по его словам, офицеры-коллеги стали презирать его и даже назвали предателем офицерской касты.
— Сегодня стало понятно, что эти обвинения оправданы и весь мой труд оказался напрасен. Мой идеализм был неуместен, я даже больше скажу — он был наивным и глупым!
Кребс пытался его успокоить, но от шума проснулся Фрейтаг фон Лорингофен. Он стал трясти молодого Болдта, спавшего на втором ярусе.
— Ты, кажется, проспишь что-то интересное, — прошептал он. Было слышно, как Бургдорф никак не может успокоиться.
— Оставь меня в покое, Ганс! Я должен высказаться! Возможно, через сорок четыре часа будет слишком поздно… Молодые офицеры тысячами пошли на смерть с верой и идеализмом. За что? За родину? Нет! Они погибли за тебя!
Бургдорф обрушился на Бормана. Миллионы, кричал он, были отданы в жертву, чтобы члены партии смогли выдвинуться.
— За вашу жизнь в роскоши, за вашу жажду власти! Вы уничтожили нашу многовековую культуру, уничтожили германскую нацию. В этом ваша ужасная вина!
— Мой дорогой товарищ, — сказал Борман успокаивающе, — ты не должен переходить на личности. Даже если все кругом обогатились, то меня в этом винить нельзя. Клянусь, что я все сохранил в святой чистоте. За твое здоровье, мой друг!
В комнате по соседству послышался звон бокалов и затем наступила тишина.
Все утро генерал Вейдлинг работал над планом прорыва из Берлина тремя эшелонами. Было очевидно, что русские дойдут до рейхсканцелярии через один-два дня. Вейдлинг был настолько уверен, что сможет получить положительное решение фюрера на вечернем совещании, что приказал всем своим командующим прибыть к полуночи в бункер.
Фрау Геббельс сидела в своей комнате и писала письмо сыну от предыдущего брака, который находился у союзников в лагере для военнопленных. Она сообщила, что вся семья, включая детей, находится в бункере фюрера уже неделю, "с целью закончить жизнь национал-социалистов с достоинством и честью".
"Славные идеи" нацизма угасли, — писала она, — а с ними все прекрасное благородное и хорошее, что я знала в своей жизни". Мир без Гитлера и национал-социализма, продолжала она, не стоит того, чтобы продолжать жить. Именно по этой причине она привела своих детей в бункер. Они слишком хороши для той жизни, которая ожидает их после поражения, "и всепрощающий Бог поймет причину, по которой они будут избавлены от этого".
Она рассказала, как за ночь до этого фюрер приколол ей свой собственный партийный значок и какой счастливой и гордой она себя почувствовала.
"Дай мне боже силу исполнить свой последний и самый трудный долг, писала она, — мы сейчас хотим только одного: до смерти быть верными фюреру и закончить свою жизнь вместе с ним". Такой конец будет "благословением судьбы", о котором она и «папа» не могли и мечтать.
"Мой дорогой сын, — заканчивала письмо фрау Геббельс, — живи для Германии!"
В Сан-Франциско, где все еще проходила сессия по созданию Организации Объединенных Наций, Антони Иден проводил первую встречу с британской делегацией на восьмом этаже гостиницы "Марк Гопкинс Отель".
"Кстати, — сказал он после краткого изложения польского вопроса, — из Европы получена новость, которая, возможно, вас заинтересует. По сообщению из Стокгольма стало известно, что Гиммлер через Бернадотта сделал предложение о безоговорочной капитуляции немецких войск. Разумеется, мы уведомим об этом русских".
Он сказал это так обыденно, что на большую часть слушателей его сообщение не произвело большого впечатления. Однако Джек Винокур, молодой чиновник по связям с прессой, посчитал эти слова настоящей сенсацией! Когда он вернулся к себе в штаб в гостинице "Палас Отель" и не нашел известий о капитуляции в газетах, то предположил, что в Лондоне "кто-то проспал новость".
Джек не переставал твердить себе, что это настоящая «бомба». Эта новость могла в одночасье завершить войну, но могла стать и завершением его карьеры правительственного служащего, если бы он раскрыл тайну, а источник утечки обнаружили бы. В расстроенных чувствах Джек лег спать.
Около часа ночи 28 апреля его разбудил телефонный звонок Пола Скотта Рэнкина из информационного агентства Рейтер.
— Есть новости? — спросил он. — Мне нужна информация для дневного выпуска.
Джек Винокур немного посомневался и затем решил использовать шанс. Все газеты распространят сообщение Рейтер и его подхватит Би-Би-Си. Винокур сообщил Рэнкину детали предложения Гиммлера и попросил его не раскрывать источник.
— Разумеется, — заверил его Рэнкин и отправил телеграмму на бланке отеля. Вчера в официальных кругах прозвучало ответственное заявление, что Стеттиниусу Идену Молотову отправлено сообщение о предложении Гиммлера гарантирующем безоговорочную капитуляцию немецких войск но не России как подчеркивалось британскому и американскому правительствам точка Гиммлер со всей ответственностью заявил что проинформировал западные державы о том что может организовать безоговорочную капитуляцию и что он лично выступает за это Рэнкин.
