Рахарио кивнул.
– Я берег Ли Мей больше, чем других моих детей, потому что со дня ее рождения жил в страхе, что рано ее потеряю. Как потерял ее мать.
– Мне очень жаль, что ты так и не смог познакомиться с Дунканом, – прошептала она.
Рот его болезненно скривился.
– Мне тоже. Тем более что это была моя вина.
Он подался вперед и положил подбородок на свои руки поверх набалдашника трости.
– В ту ночь ты приняла верное решение. Бигелоу заслуживал тебя больше, чем я. Гораздо больше. Всеми средствами он боролся за то, чтобы завоевать тебя. Чтобы удержать. Тогда как я…
Его глаза, устремленные на синеву придела, сузились.
– Вернусь к тому дню, когда ты вышла замуж за Бигелоу. Вы как раз праздновали свадьбу в саду. А я… Я не был в достаточной степени мужчиной, чтобы пойти к вам и сказать, что это моя жена. Данная мне в море по старинному обычаю оранг-лаут. Я должен был бы взять тебя за руку и увести. Должен был уплыть с тобой на моем корабле. Но я был слишком горд. Я просто сбежал. Предпочел зализывать раны и лелеять ненависть. Это самый большой укор, который я могу предъявить себе, когда оглядываюсь на свою жизнь.
В глазах у него заблестело.
– Я должен был бы чувствовать себя виноватым, что не воспрепятствовал побегу Ли Мей. Хотя я догадывался, что она замышляет. Может быть, на этот раз я был слишком мягким, слишком покорным. Я просто хотел, чтобы она была счастлива. Как бы ни было это предосудительно в глазах людей. Меня печалило, что я не смог с ней проститься. Но я знал, что тогда бы она не набралась мужества. Единственное, что я мог для нее сделать, – это не класть камни на ее пути. И поэтому я сам вскоре после того ушел в море. В надежде, что в мое отсутствие она сделает то, что сочтет для себя правильным.
Георгина молча обдумывала его слова.
– Иногда… – тихо начала она и сглотнула. – Иногда я думаю, что Семпака все же была права. Что я приношу несчастья себе и другим.
– Нет, я так не думаю. – Рахарио выпрямился. – Но я все-таки выучился верить в судьбу.
– Да? – Она посмотрела на него с улыбкой.
Его пальцы поглаживали набалдашник.
– Когда я сравниваю твою и мою жизнь… Да, тогда я верю в судьбу. Когда я думаю о Ли Мей и Дункане. Они оба как Сингапур. Оранг-путих. Оранг-лаут. Малаец. Китаянка. Ли Мей к тому же росла в доме, который был преимущественно индийским. Они связаны теснее, чем следовало бы. Чем позволительно. И все же они не могли иначе, из глубины сердца и со всей их страстью. Как будто в них исполнилась не только твоя и моя судьба, но и судьба острова.
– Только бы у них все было хорошо, – в поисках помощи Георгина устремила взгляд к алтарю. – Только бы они там, вдали, справились.
– Конечно же, справятся. – Тон его был удивленным и в той же степени возмущенным. – Они как-никак наполовину оранг-лаут!
Он откинулся назад и что-то выудил из кармана сюртука.
Георгина увидела браслет из темного золота, который он протянул ей, и посмотрела на него вопросительно.
– Этот браслет был при мне, когда я вернулся. В день твоей свадьбы. Это свадебный браслет оранг-лаут.
Она отодвинулась от него.
– Нет, я еще не могу…
– Я не это имел в виду! – нетерпеливо перебил он, гневно сверкнув глазами. – Я принес его потому, что он всегда был только твоим. Я никогда не отдавал его ни моей жене, ни матери Ли Мей. Он всегда предназначался лишь для тебя.
Горло Георгины сжалось, когда она взяла в руки тяжелый браслет, повернула его в пальцах и любовно погладила волнистые линии и очертания рыб.
И посмотрела на Рахарио.
Пиратский мальчик, которого она обнаружила в павильоне раненым и выходила его, когда ей было десять лет. Ее возлюбленный, с которым она потеряла свое детское сердце и который еще не раз сокрушал ее сердце в течение жизни. Юный человек моря, который был ее первой любовью и с которым она сочеталась браком на море. Брак, который был скоротечным, как вода в пригоршне, и все-таки вечным, как океан.
Какое-то время самое большое ее счастье. В другое время – самый страшный ее кошмар.
Который сидел теперь перед ней, как седовласый Нептун. В глазах которого она могла прочитать, что он все еще видит в ней маленькую девочку. Юную женщину, которой она была.
Его глаза рассказывали о любви и вожделении, о боли и ненависти, о счастье и печали, о вине и раскаянии.
Об очень долгой, сполна испробованной жизни и о той жизни, которой не должно было быть.
Она могла лишь догадываться, что ее глаза рассказывали о том же самом.
Жизнь между морем и сушей, между небом и ветром.
Танах аир. Земля и вода. Родина.
Ее пальцы сплелись с его пальцами, и руки их соединились. Как будто они обновили тот договор, что был заключен тогда, почти полвека назад, в павильоне Л’Эспуара.
Пиратский мальчик с большими мечтами. И маленькая девочка с фиолетово-синими, как дикие орхидеи на реке, глазами.
Он пожал ее пальцы и собрался встать.
– Я отвезу тебя домой, Нилам.
Опираясь на его руку, Георгина шла по кафедральному собору Сент-Андруса, их шаги сопровождало постукивание его трости.
Вместе они переступили через порог и вышли на улицу, в сияющий свет солнца над Сингапуром.
Послесловие
Мои книги возникают из историй любви.
Из любви к месту действия, к культурному пространству. К историческому событию. К исторической личности и персонажу романа, к определенной теме или всего лишь идее. Иногда такая любовь застигает меня врасплох, как молния. Иногда она вырастает в течение долгого времени, а может быть, коренится во мне уже долгое время. Такая любовь может быть нежной или ураганной, согревающей сердце или пожирающей его; временами она вырождается в форму одержимости, в Amour fou.
С этой книгой все было иначе.
Я хорошо помню мой первый вечер в Сингапуре, в конце ноября 2011 года. Мы запланировали промежуточную остановку на каких-нибудь два с половиной дня на обратном пути с Бали, перед долгим перелетом в Германию, просто чтобы осмотреть город.
И этот город мне совсем не понравился. Все, что я видела, было несоразмерно большим, слишком техничным, слишком стильным, слишком искусственным; Сингапур запугал меня. На Орчерд-роуд, оживленной торговой миле, я на короткое время забыла свою антипатию, потому что не могла надивиться на изобилие рождественской иллюминации, которой был украшен Сингапур. Но вскоре меня раздавили все эти огни, шум, люди, впечатления, и хотя я уже четыре недели провела в тропиках, я чуть не погибла от тропической жары.
Вечер кончился тем, что я в слезах сидела на кровати в отеле, хотела только домой и проклинала все оттого, что застряла здесь еще на два дня.
