Шарлотта смотрела, как Томас поднимается по лестнице, и гадала, обернется он или нет, чтобы взглянуть на нее. Он же знает, что она все еще стоит и смотрит ему вслед.
Но муж не обернулся. Его мысли были сейчас всецело заняты Юдорой и Пирсом, тем, что он им скажет. Пусть так. Шарлотта тоже сейчас больше всего думала об Эмили.
Совет тети Веспасии, видно, ни к чему. Конечно, есть своеобразное достоинство в том, чтобы не показывать свою ранимость, но ее это не утешало. Шарлотта повернулась и пошла в гостиную. Там, в одиночестве, пребывала Кезия. Надо с ней поговорить, не стоит предоставлять ее самой себе.
– Но зачем вам опять осматривать его? – вздрогнув, спросил Пирс. Он был бледен и, наверное, утомлен – как, впрочем, и все остальные, хотя явно не испытывал никаких подозрений. Последний вечер неведения…
– Мне нужно убедиться, что я прав, прежде чем высказать свои предположения, – ответил Питт и виновато взглянул на Юдору, которая встала и замерла у камина в будуаре. Она смотрела на полицейского не отрываясь с самого момента его прихода. Слава богу, здесь не было Джастины! Очевидно, она предпочитает рано укладываться спать.
– Да, наверное, можно, – ответила Юдора, – если вам это необходимо.
– Это важно, миссис Гревилл, иначе я вас об этом не просил бы, – заверил ее Томас. – Я очень об этом сожалею, правда.
Он извинялся сейчас не только за настоящее, но также и за будущее.
– Знаю. – И она улыбнулась ему.
Ее улыбка и голос были мягкими, в них чувствовалось несомненное тепло. Но если за Финном и его бомбой действительно стоит Дойл, то эта рана Юдоры никогда не заживет. Будет ранено ее нравственное чувство. Суперинтенданту хотелось остаться и утешить ее чем-то, проявить понимание и сочувствие, – и в то же время бежать, прежде чем он что-то скажет или сделает. Томас боялся, что выдаст себя выражением лица, страхом за нее. С минуту он колебался. А миссис Гревилл смотрела на него со все возрастающим беспокойством, словно понимая причину его нерешительности.
Питт повернулся к Пирсу:
– Нам незачем откладывать то, что необходимо сделать. Лучше начнем.
Молодой человек глубоко вздохнул:
– Да, разумеется.
Он взглянул на мать, хотел что-то сказать ей, но оставил эту мысль, а потом, опередив Питта и открыв дверь, придержал ее для него.
Они молча спустились по лестнице, пересекли холл, а потом прошли в зеленую байковую дверь по коридору мимо кухни и столовой для слуг. Томас взял фонарь и повел своего спутника мимо кладовой для дичи, чулана с углем и других подсобных помещений к леднику. Там он поставил на пол фонарь и вынул ключи.
– Так что же? – спросил начавший что-то подозревать Пирс.
Но суперинтендант все никак не мог решиться рассказать ему обо всем.
– Что не так? – повторил свой вопрос юноша.
– Ничего.
В конце концов, какая разница, когда младший Гревилл все узнает? Томас вставил в замок ключ, повернул его, поднял фонарь и вошел. Его сразу охватили холод и сырость, и он почувствовал слегка тошнотворный запах. Хотя, может быть, у него разыгралось воображение – ведь он знал, что здесь лежит…
– Здесь есть освещение? – спросил Пирс с дрожью в голосе.
– Нет, только наши фонари. Наверное, обычно мясо отсюда достают при свете дня, – ответил Питт. – И, думаю, дверь при этом оставляют открытой.
Гревилл-младший затворил за ними дверь и поднял фонарь повыше. Довольно просторное помещение было набито большими глыбами льда. В полу, выложенном плиткой, были устроены стоки для воды. На крюках с потолка свисали мясные туши. Говядина, баранина, свинина, ветчинные окорока… На подносах лежали потроха, а на нескольких крюках были развешаны колбасы.
Сюда же внесли большой стол на козлах, на котором лежали два тела. Их очертания явно проступали сквозь старую бархатную штору, которой они были накрыты.
Питт отдернул ткань и увидел белое, словно восковое, лицо Эйнсли Гревилла. Другое тело, Лоркана Макгинли, было так замотано остатками занавески из кабинета, чтобы скрыть кровь и раны, что в нем чудилось что-то нечеловеческое.
Пирс с трудом перевел дыхание.
– Что мне надо осмотреть? – спросил он.
– Шею, – ответил суперинтендант. – И наклон головы.
– Но тело уже двигали. И какое это имеет значение теперь? Его ударили сзади – это мы уже установили, – нахмурился молодой человек. – Что вы задумали, мистер Питт? И что вы знаете сейчас, чего не знали раньше?
– Пожалуйста, осмотрите шею.
– Но при ударе она не могла сломаться, – удивился Гревилл. – А даже если и так, разве это что-нибудь меняет?
Томас посмотрел на тело и еле заметно кивнул. Сын убитого подчинился. Был только один краткий миг нерешительности, когда он осознал, чье тело должен будет сейчас осмотреть с профессиональной точки зрения. Затем юноша коснулся пальцами головы убитого и осторожным, деликатным движением повернул ее, сначала немного, а потом сильнее, внимательно разглядывая, ощупывая и исследуя шею.
Полицейский ждал. Холод, казалось, пробирал его до костей. Не удивительно, что здесь хорошо хранить мясо! Температура стояла чуть выше нуля, но хуже всего была пронизывающая насквозь сырость. А еще запах мертвечины – он ощущался в носу, в глотке и даже во рту.
Фонари горели ровным пламенем, совсем не колеблясь. Здесь не было ни малейшего дуновения сквозняка, и казалось, что самого воздуха тоже нет.
– Вы правы! – Пирс поднял глаза, которые казались сейчас большими и темными. – Шея сломана. Не понимаю, каким образом это произошло. Ведь удар явно был не такой сильный. Для этого он должен быть нанесен в другом месте и под другим углом.
– Этот удар по затылку был смертельным? – спросил Питт.
У молодого человека был несчастный, растерянный вид.
– Не могу этого утверждать, – ответил он неуверенно. – Мне это кажется сомнительным. Не понимаю, как это могло бы произойти.
Он сглотнул слюну, и суперинтендант увидел, как у него поднялся и опустился кадык.
– И я не могу сказать, был ли он уже мертв, когда соскользнул под воду, – добавил Гревилл-младший.
Питт промолчал, выжидая, что он скажет еще.
– Для этого надо бы узнать, есть ли вода в легких. Если нет, тогда, значит, он умер от перелома шеи, – закончил юноша.
– А удар по затылку?
– Это можно было бы установить по вытекшей крови и ране. Но вода смыла кровь, рана чистая…
Пирс сгорбился. Лицо его даже в свете фонарей казалось почти черным.
– Но если… если бы… если бы я сделал вскрытие… но… не знаю… достаточно ли я компетентен, чтобы дать окончательное суждение, – забормотал он. – В суде, конечно, я не мог бы… Они бы не приняли во внимание мое мнение.
