Газеты! Все возвращало их к газетам и к тому не поддающемуся точному определению явлению, которое Гарнер называл «общественным мнением». Казалось, все члены правительства или смертельно его боятся, или охотятся за ним, как назойливый деревенский ухажер за девушкой.
— Святой Габриэль! — тяжело вздохнула Уитни. — Тогда что же нужно этим газетам?
Гарнер задумчиво потер подбородок:
— Продавать как можно больше своих газет, я думаю. А для этого им нужно публиковать такие истории, которые заинтересуют людей. И им нужно, чтобы им верили. — Он увидел в глазах Уитни знакомый блеск, она быстро встала:
— Отлично, тогда у меня есть то, что нужно газетам!
Филадельфийская «Дженерал эдвертайзер» печатала статьи различных корреспондентов, подвергающие критике военное разрешение правительством политической проблемы, которая поначалу представлялась местной и экономической проблемой. И когда редакцию посетила красивая бездомная девушка в домотканой одежде, чей отец томился в тюрьме, они с удовольствием выслушали ее и поместили в очередном номере хватающую за живое историю о чудовищных трудностях, с которыми столкнулись жители приграничной полосы во время бесцеремонной военной оккупации. Две другие газеты подхватили намек и напечатали статьи о бездушной федеральной силе, все уничтожающей на своем пути, которая преследовала преподобного Джона Корбли, жену и детей которого не так давно зарезали у него на глазах, и о грабеже и воровстве, которым подвергались жители западных графств со стороны «арбузной армии» Вашингтона.
В квартале от редакции Гарнер нервно расхаживал вместе с Чарли по улице, ожидая возвращения Уитни с первого из подобных посещений редакции. Он потрясенно смотрел, как Уитни провожает на улицу достойный седовласый джентльмен, горестно покачивая головой и вытирая платком покрасневшие от слез глаза. Гарнер обернулся к Чарли с округлившимися от удивления глазами, а тот лишь усмехнулся:
— Уит любого может убедить, что дважды два равно пяти!
Но недостаточно было завоевать загадочное чудовище под названием «общественное мнение». Им нужно было добиться более действенного и конкретного мнения в пользу Блэка Дэниелса. Гарнер составил список членов конгресса и тех людей в юриспруденции, которые были известны своим сочувственным отношением к западным проблемам и чье влияние было достаточно сильным, чтобы сказаться на судьбе Блэка.
Сначала он попытался добиться приема в соответствии с принятой процедурой доступа к чиновникам. Однако никого из них ему не удалось «застать» на месте. Как их плащи и шляпы оказались на вешалке без своих владельцев, было поистине загадкой. Для него и его чувства справедливости это было возмутительнейшим фактом.
— Черт побери! Как я могу торго… убедить их, если мне не удается даже увидеться с ними? — возмущался он, расхаживая по гостиной под встревоженными взглядами Уитни, Кейт и Чарли.
— Я могу ввести тебя в приемную, чтобы ты с ними встретился. — В гостиную вошел Байрон, раскрасневшийся от холода.
Он только что вернулся с деловой встречи и, раздеваясь в холле, услышал сетования Гарнера. В последние дни он снова и снова будто слышал страстные слова Кейт: «Он любит Уитни, а она — его!» и «Если ему придется свидетельствовать против ее отца, это его убьет».
В гостиной повисла напряженная тишина, пока Гарнер, угадавший в тоне отца укор в своей неудаче, настороженно смотрел на него.
— Мне не нужны ни ваша помощь… ни вмешательство.
— Черт побери! — вспыхнул Байрон. — Ты не разбираешься в политике… в том, как делаются такие дела. А я каждый день встречаюсь с этими господами…
Взгляд Кейт тревожно перебегал с отца на сына, читая в предложении Байрона трудно давшийся ему шаг к примирению с Гарнером. За эти дни она узнала совершенно другого Байрона Таунсенда, чьи скрытые взгляды становились все мягче, а случайные прикосновения все более жадными. Она следила за тем, как он посматривает на Гарнера, когда тот рядом с Уитни, и понимала, что под защитной скорлупой его надменного презрения просыпаются давно подавляемые чувства. Ей захотелось защитить эти нежные ростки развивающихся эмоций и помочь им.
— Гарнер, как вы можете так разговаривать с отцом? — Застав обоих врасплох, Кейт встала между ними. — Он предлагает помочь и вам, и Блэкстону, а вы своим упрямством мешаете принять помощь, которая может спасти Блэка.
— А с какой целью он ее предлагает? — Гарнер ощетинился, удивленный вмешательством Кейт. — Он никогда ничего не делает, чтобы не получить что-то взамен.
— Может быть, он делает это просто потому, что вы его сын, — осторожно предположила Кейт, — и потому, что ему не все равно, что будет с вами и с Уитни.
— А по-моему, он боится, что драгоценное имя его семьи вываляют в грязи, — выдвинул обвинение Гарнер, надвигаясь на Байрона с горящими глазами.
Кейт попятилась, ужаснувшись глубине вражды Гарнера и пропасти, разделявшей отца и сына. Она взглянула на застывшее лицо Байрона и ясно увидела смятение и боль за надменным выражением. Почему же другие этого не видят?
— В конце концов, какое имеют значение причины, по которым он предлагает свою помощь? — Кейт задохнулась, потому что вдруг к горлу подступили слезы. — Разве недостаточно просто его желания помочь Блэкстону?
Гарнер увидел, как вперед с напряженным и бледным, встревоженным лицом шагнула Уитни. Он сразу вспомнил о доверии между ними, вспомнил, что обещал ей всеми силами помогать ее отцу. Что с ним произошло? Только дурак может в такой момент отказаться от помощи, даже если ее предлагает такой холодный и расчетливый человек, как его отец. Он успокоился и взглянул на Кейт с ощущением, как будто только что отступил от самого края страшной пропасти.
— Как вы заметили, — сказал он, имея в виду доводы Кейт, — нам безразличны ваши мотивы. — Гарнер перевел строгий взгляд на Байрона: — Мы охотно принимаем вашу помощь, сэр.
— Но не с благодарностью. — Байрон оторвал взгляд от сына и устремил его на Кейт. — Это мне ясно.
Кейт быстро повернулась и выбежала из гостиной, а Байрон извинился и, когда Уитни подошла обнять Гарнера, вышел следом за Кейт. Остановившись в коридоре, Байрон переживал в душе волнение, вызванное ее неожиданной защитой. Никто и никогда его не защищал. Он быстро прошел через столовую в кухню, высматривая ее, затем бросился по лестнице к ее комнате.
Кейт сидела в кресле у окна, закрыв лицо руками. Тремя стремительными шагами Байрон приблизился и притянул к себе ее вздрогнувшее от испуга тело.
— Почему вы это сделали, Кейт? — спросил он голосом, который проник ей в самое сердце.
— Какое имеют значение мотивы, которые мною руководили?
— Для меня — самое важное!
Кейт посмотрела на его встревоженное лицо и осмелилась признаться:
— Я наблюдала за вами… и поняла, что вы хотите помочь сыну. Вы жесткий человек, Байрон, но вы не железный. Он действительно вам небезразличен. Я хотела, чтобы у вас была возможность примириться.
