— С мамой все в порядке? — спросил он.
— Мы сейчас сядем в такси, — ответила Софи, — и вернемся в наш отель. В «Адлон» мы только зашли вьптить чая. Маме нужно немного отдохнуть.
— Здравствуй, Филип, — неожиданно вступила в разговор Лоис. Она оторвалась от стены, и лицо у нее уже было не таким бледным. — Проклятая музыка. Всегда она меня доводит… — Наклонившись к Филипу, она поцеловала его в щеку. — Приятно снова увидеть тебя. Столько лет прошло.
— Идем, мам, — Софи потянула ее за рукав. — Такси ждет.
— Что вы делаете в Берлине? — спросила Лоис.
— Просто гуляем. Может, встретимся попозже вечером? — предложил Филип.
— С удовольствием.
— Извините. — Бросив взгляд на Филипа и Патрика, Софи повела мать к машине. — Ей надо отдохнуть. Это очень важно.
— Конечно. Я понимаю. — Филип смотрел, как Софи заботливо усаживает мать на заднее сиденье, потом, спохватившись, спросил, когда уже захлопнулась дверца: — Как называется ваш отель?
— «Дитрих»! — крикнула Софи, и они уехали.
* * *
Через два часа Филип позвонил в отель «Дитрих» и поговорил с Софи. Лоис чувствовала себя гораздо лучше, и мать с дочерью собирались отправиться по магазинам. Филип сообщил, что заказал столик на вечер во вращающемся ресторане «Фернзеетурм» — в старой телебашне, высившейся над Александерплатц, в бывшем Восточном Берлине. Не составят ли Лоис и Софи им компанию? Софи засомневалась, подходящее ли это место для ее матери. Это надо обсудить. Магазины, куда они направлялись, находились на Курфюрстендам, рядом с их гостиницей. Примерно через час они освободятся. Тогда, может быть, Лоис и Софи после шопинга заглянут в «Адлон»? Самое время что-нибудь выпить. Решено: они встречаются в нижнем баре отеля в семь часов.
* * *
Перспектива ужинать в «Фернзеетурм» Лоис не глянулась. Слишком высоко. И она не любит лифты. А также вращающиеся рестораны. Софи, однако, загорелась. Патрик тоже. Филип сказал, что кормят на телебашне не очень хорошо, не затем туда ходят, и предложил, отменив заказ, пойти куда-нибудь в другое место. Молодежь огорчилась. Лоис, заправившись парой коктейлей, интенсивно проникалась духом вечера встречи выпускников. Она извинилась за то, что портит всем настроение. Ее попросили не говорить глупостей. Три дня Лоис проторчала на международной конференции университетских библиотекарей. Последнее мероприятие закончилось к полудню, и теперь Лоис вкушала вновь обретенную свободу. Но путешествовать в лифте к вращающемуся ресторану ей по-прежнему не хотелось.
В итоге решили, что пусть уж Софи с Патриком отправляются в «Фернзеетурм», а Филип с Лоис найдут где им поужинать. Но после ужина все опять встречаются в «Адлоне» за финальным коктейлем. Этот план устроил всех.
* * *
Бетонные окрестности «Фернзеетурм» пусть и в невыгодном свете, но во всей красе воплощали самые катастрофические черты архитектуры 1960-х, господствовавшей что в Восточной, что в Западной Европе. В половине девятого, холодным зимним вечером туристы валом валили на телебашню. Молодым людям пришлось выстоять в очереди, чтобы попасть в лифт, в окружении школьников и странствующих студентов. На их фоне Патрик и Софи чувствовали себя расфуфыренными. Лифт оказался меньше, чем они ожидали: в кабину поместилось человек пятнадцать, включая сопровождающего, который монотонно сыпал цифрами из истории башни, пока лифт несся вверх с такой скоростью, что уши закладывало.
Уже опаздывая, Патрик и Софи не задержались на обзорной площадке, но прямиком направились к винтовой лестнице, ведущей в ресторан. Увидев их, официантка просияла, отчего молодые люди несколько оробели: им определенно давали понять, что их ждет незабываемый вечер. Официантка подвела их к столику и включила настольную лампу, пояснив, что если они хотят смотреть в окно, лампу лучше выключить, но без нее будет, возможно, темновато. Пролепетав «данке шон», они бросились искать спасения в меню, составленном с целью удовлетворить скорее здоровый, нежели гурманский аппетит. Софи заказала утиную грудку с брокколи и вареной картошкой; Патрик воспользовался случаем попробовать свиное филе с клецками. Попивая сухой рислинг, они смотрели, как в отдалении вращается огромный, ярко освещенный новый Рейхстаг из стекла и бетона.
— Не думал, что платформа кружится так быстро, — заметил Патрик. В наклонном оконном стекле отражалось лицо Софи, а за ним, как во сне, мелькал городской пейзаж.
— Вроде бы полный оборот совершается за полчаса, — сказала Софи. — Смотри, вон луна. Значит, каждый раз, когда она появится, мы будем знать, что прошло полчаса.
Полная луна висела над Рейхстагом и Тиргартеном, лишь подчеркивая яркость этого сверкающего огнями города. Патрик подумал о своей матери, о том, как несколько лет назад она провела двое суток в одиночестве на двадцать третьем этаже отеля «Хайят-Риженси» в Бирмингеме, и из ее окна, вероятно, открывался очень похожий вид. На него вдруг накатила привычная тоска по матери, острая, болезненная, и боль эта с годами не ослабевала.
По воле обстоятельств Патрик и Софи оказались в странной ситуации. Их родители мгновенно нашли общий язык, несмотря на то что очень долго не виделись. Со счастливым упоением они ринулись восстанавливать прежнее знакомство, словно эта случайная встреча в Берлине могла каким-то образом стереть промежуток в несколько десятилетий, залечить раны, нанесенные минувшими годами. А Софи с Патриком предоставили неловко барахтаться в поисках точек соприкосновения. Молодые люди обнаружили, что им не о чем говорить друг с другом, кроме как о прошлом их родителей.
— Как ты думаешь, куда они отправились? — спросила Софи.
— По клубам, скорее всего. Поискать, где техно играют.
— Ты серьезно?
— Нет, конечно. Папа ни в одном клубе отродясь не бывал. А последний купленный им альбом — «Баркли Джеймс Харвест».[38]
— Как, как?
— Вот и я о том же.
Софи спросила Патрика, рассказывал ли ему отец о школьных годах. С недавних пор, ответил Патрик, отец все чаще вспоминает о тех временах. В начале года он ездил в Норфолк к старому приятелю по имени Шон Гардинг, и этот визит произвел на Филипа сильное впечатление, хотя Патрик не очень понимает, в чем тут дело. Он даже толком не знает, кто такой Шон Гардинг.
— Зато я знаю, — сказала Софи. — И могу рассказать, если хочешь. От мамы я наслушалась всяких историй. Она прекрасно помнит те годы.
— Но ведь она с ними не училась?
— Тем не менее…
Софи попробовала объяснить. И задумалась: с чего начать? Эпоха, о которой шла речь, казалось, тонула в самых темных закоулках истории. Тогда Софи спросила Патрика:
— Ты когда-нибудь пытался представить, какой была жизнь, когда тебя еще на свете не было?
