держать под рукой, и сделала у себя в журнале пару пометок. К семи вечера она покончила со всеми делами и собралась уходить.
Когда послышался легкий стук в дверь, она, недоверчиво хмуря брови, глянула на часы.
В семь часов вечера в будние дни покойников уже не привозили. Может, мистер Раус попросил ремонтников заглянуть, пока она будет в морге, и в предотъездной суете забыл ее предупредить?
Она устало двинулась к двери. Ей хотелось домой. Но стук сменился лязганьем замка, и она поняла, что у нежданного посетителя есть свой ключ.
– Мистер Раус? – окликнула она.
– Нет. Нет. Это не мистер Раус, мисс Кос, – проговорил жизнерадостный голос. – Это всего лишь я.
В помещение вошел мужчина. Он повесил свою соломенную шляпу и белый пиджак на крючок возле двери. Стояла удушливая жара, и он был в одной рубашке. Он сразу же принялся закатывать рукава, словно давно приноровился к работе в морге.
– Не думаю, мисс Кос, что мы с вами раньше встречались, – проговорил он, не поднимая головы. Вымыл руки, вытер их полотенцем.
– Сегодня покойников нет, сэр, – неуверенно сказала она. – Мистер Раус отказался принимать тела на этой неделе, пока его самого нет в городе. Он вас не предупредил?
– Нет. Нет. Он меня ни о чем не предупредил. Мы с мистером Раусом уже много лет не говорили, хотя в тридцать третьем я частенько помогал ему здесь, в этом морге. Уверен, он даже не знает, что я сюда захожу. Привилегии могильщика. – Он подмигнул и принялся натягивать перчатки. – За безопасностью здесь не слишком следят. Мистер Раус явно не переживает за насельников своего заведения. – Он хихикнул.
Она никак не могла припомнить его имя, но лицо вспомнила. Это был один из врачей, прежде работавших в клинике у доктора Петерки. По утрам он иногда сидел в ординаторской вместе с другими врачами, но, кажется, она с ним ни разу не говорила.
Он был крупнее, чем несколько лет назад. Одутловатость лица и яркий румянец на щеках свидетельствовали о любви к алкоголю: из-за него он, вероятно, и набрал вес. Тусклые рыжие волосы были зачесаны назад с широкого лба, из-за круглых очков, плотно сидевших на крупном носу, сверкали голубые глаза.
– Извините, доктор, я не могу вспомнить вашего имени, – произнесла она и отошла на пару шагов. Она видела, что он явно не собирается уходить, хотя в этот вечер никаких дел в морге не было.
– Не можете? – Он потрясенно склонил голову набок и уставился на нее. – Зато я вас знаю очень давно. Я думал, ваш друг рассказывал вам обо мне.
– Мой друг?
– Ваш квартирант. Удивительный человек. Я слышал, как он говорил о вас. С Элиотом Нессом. Я думал, он останется в Кливленде. Но таким мужчинам не сидится на месте, ведь так?
– Мой квартирант? – слабым голосом переспросила она, чувствуя, как ужас медленно взбирается по ее ногам, вверх от кончиков пальцев.
– Майк. Майкл Мэлоун. Он звал вас Дани. Но мне больше нравится Даниела. Красивое имя для красивой девушки. Вы похожи на мать. Знаете, в молодости мы с Анетой Кос были друзьями. Познакомились благодаря Эдварду Петерке. Но она уехала из Кливленда, так? Кажется, влюбилась? И назад уже не вернулась. Я огорчился, когда узнал, что ее больше нет. Но это было давно.
– Могу ли я чем-то помочь вам, доктор? – Он стоял слишком близко к двери. Она не сможет проскользнуть мимо него. У нее в голове вертелись самые разные мысли, но она не знала, к чему готовиться.
– Не знаю, Даниела. – Он помолчал, внимательно разглядывая ее, одной облаченной в перчатку рукой ухватившись за подбородок, а другую уперев в бок. – У меня есть для вас кое-что. И еще я хотел бы сделать признание.
– Вы? Мне? – Капелька пота скатилась с ее ключицы, потекла по коже вниз, к поясу юбки.
– Да. Я восхищаюсь вашей работой, хотя никогда ее толком не понимал.
– Вы заказывали у нас костюм, доктор? – слабым голосом спросила она.
– Нет, не заказывал и честно признаюсь в этом. Я никогда не носил ничего связанного с ателье Косов, хотя, полагаю, многое из-за этого потерял. У вас ведь такие утонченные, такие умелые руки.
Дани опустила глаза на свои руки, снова подняла глаза на мужчину. Тот улыбался ей странной, слишком приветливой улыбкой. Руки у нее не дрожали, и она сумела не отвести взгляд, но колени под юбкой ходили ходуном.
Доктор обернулся к своему пиджаку и вытащил из нагрудного кармана небольшую стопку листочков бумаги. Потом пошел к ней, сжимая бумажки в руках, но, не дойдя нескольких шагов, остановился и протянул к ней руку. Глазами он указал ей на то, что лежало у него на ладони, и она, увидев это, похолодела. То были написанные ею надгробные слова. Те, что она писала для всех покойников.
– Я вас пугаю? – спросил он. – Прошу прощения. – Он опустил руку и поправил очки на носу, словно собираясь прочесть ей все, что она писала. – Здесь только те, что мне больше всего понравились, но я прочел их все. Я уже несколько лет их читаю. И всякий раз думаю о вас. – Он прочел вслух несколько листочков. Она помнила их все наизусть. Он забрал их у ее мертвецов.
– Я заметил, что мы оба питаем склонность к Эмили Дикинсон. Она остроумная. И странная. Мне кажется, она была вроде нас с вами. «Я никто. А ты кто? Может быть, тоже никто?» – процитировал он. – Согласитесь, что этот морг – дом для тех, кто был и остался никем. Но мы с вами очень серьезно относимся к своему делу. Благодаря нам те, кто был никем, обретают новую ценность. – Он улыбнулся и мотнул головой. – Вы даете им всем имена, дарите жизнь. Это меня восхищает.
– Не знаю, чего вы хотите, – прошептала она. – И зачем вы забираете у мертвых эти листки. У них ничего нет, а вы отбираете то немногое, что я сумела им дать.
– Вы так и не поняли, кто я такой?
Она колебалась.
– М-м… Так я и думал. – Он погрозил ей пальцем. – Не стоит врать о подобных вещах. Имена очень важны.
– Вы Фрэнсис Суини? – проговорила она. – Так вас зовут?
– Да. Я Фрэнсис Суини. Но друзья зовут меня Фрэнком. Я доктор Фрэнк. Вы тоже можете называть меня Фрэнком. Так звала меня ваша мать. – Он помолчал, а потом прибавил заговорщицким шепотом: – А я звал ее Нетти. – Он взмахнул одной из белых бумажек Дани с написанным ею надгробным словом и продолжал, уже громче,
