— К несчастью, это от тебя не зависит. Был бы у нас рамбутан, я бы тебя кормила им каждый вечер, чтобы сны покинули тебя.
Том встал.
— Что?
— Мальчик…
— Что — мальчик?
— На верхнем озере он сказал мне, что у меня будет выбор, видеть или не видеть сны.
Рашель вгляделась в его лицо.
— В прошлую ночь ты спал со снами. Что, так захотелось? Это был твой выбор?
— Нет. Но что, если бы у нас был рамбутан?
— Здесь все другое, фрукты-ягоды другие.
— А вдруг… Как иначе мне избавиться от снов? Он ведь обещал мне.
У нее загорелись глаза. Она медленно обшаривала взглядом лес.
— Ладно, пошли купаться.
Несколько часов подряд они искали рамбутан, одновременно собирая материал для постройки укрытия. К полудню надежды найти сонную ягоду иссякли, Том больше думал о благоустройстве нового жилища. Мысли о снах отошли на второй план, ревность Рашель казалась смехотворной.
Он смотрел на нее, бродя с ней по лесу, и понимал, что никогда не будет любить другую женщину так, как любит ее. У нее дух орла и сердце матери. Ему нравилось даже то, как она с ним спорила, ее боевой задор.
Нравились ему ее походка, ниспадающие на плечи волосы. Даже с сухой кожей и серыми глазами казалась она ему прекрасной, а уж когда она вышла из пруда с гладкой кожей и зелеными глазами, смеясь и щурясь от солнечных лучей, у него дух захватывало.
Глупо ей бояться каких-то снов. Он предложил, чтобы она продолжала искать, пока он займется сооружением укрытия. Он уже кое-что задумал. Может быть, даже металл сумеет добыть.
Она тут же поинтересовалась, что он задумал. Кое-что из снов, ответил Том и сразу пожалел об этом. Может быть, рамбутан — как раз то, что ему сейчас нужно.
Вернувшись, Йохан принялся помогать Тому в сооружении из веток чего-то среднего между навесом и шалашом. Том знал, как это выглядит, и понимал, как его делать.
— Откуда ты знаешь, как связывать лианы? — спросил Йохан, когда они закончили крышу. — Я такого никогда не видел.
— Так делают в джунглях на Филиппинах, — ответил Том, поглаживая узлы.
— Что это за Филиппины такие? — удивился Йохан.
— Филиппины… Да нет их на свете. Я их сам придумал, — отмахнулся Том и сам себе поверил. Однако призадумался.
Рашель вернулась, когда Том уже подумывал, не пуститься ли на ее поиски.
— Ну, как мои мужчины? Что это вы такое тут соорудили?
— Это наш дом, — гордо объявил Том.
— Дом? Как будто стена косая. Или крыша рухнувшая.
— Нет, это не стена. Это сложная конструкция. Нравится?
— Если не развалится, то сойдет. На ночку-другую. Потом мне нужен дом со спальнями, и чтобы вода на кухне сама текла.
Том не знал, что ей ответить. Ему даже нравилось, что это жилище открыто всем ветрам. Но, конечно, она права. Построят они и настоящий дом, и идеи у него уже были по этому поводу. Но навес ему тоже нравился.
Рашель снисходительно улыбнулась.
— Неплохо, неплохо. Видно, что великий воин строил. Лови! — И она бросила ему что-то, вынутое из-за спины.
Он поймал.
Рамбутан!
— Нашла?
Она улыбнулась.
— Ешь.
— Прямо сейчас?
— Конечно.
Он впился в плод зубами. Сок по вкусу напоминал банан и апельсин, хотя и весьма терпкий. Эдакий банановый гибрид лимона с апельсином.
— Ешь, ешь, — поощряла она.
— Надо съесть целиком, чтобы подействовало? — спросил он с набитым ртом.
— Нет. Но я хочу, чтобы ты все съел.
И он съел все до последнего кусочка.
Рашель следила, как он засыпал, следила за его сном. Дышал он ровно, спокойно. Тело его поблекло, побледнело, и она знала, что если оттянуть его веко, то глаз увидишь такой же мутный, как у нее. Но это ее не волновало. Ничего, озеро отмоет.
Заботили ее лишь сны. Сны об истории и о женщине по имени Моника. Она убеждала себя, что больше ее заботит погруженность Тома в древнюю историю, а затем уже та женщина, соперница. Ведь это история довела Таниса и их всех до такого страшного конца. Но на самом-то деле именно женщина беспокоила ее в первую очередь.
Ревность — неизбежный элемент любви, и Рашель не собиралась ее усмирять. Томас ее мужчина, и она ни с кем его делить не хотела, пусть даже и с женщиной из сна.
Если Томас прав, фрукты из садов Тилея, которые он ел до того, как потерял память, стали причиной его снов. Она отчаянно молилась, чтобы то, что осталось от плодов Элиона, отмыло его сознание дочиста.
— Томас… — Она склонилась над ним и поцеловала его в губы. — Проснись, дорогой мой.
Он простонал, зашевелился. Заулыбался. От сна? От Моники? Но спал он, как дитя, и ни разу не пробормотал чужого имени. Вообще ничего не бормотал.
Рашель не терпелось все узнать. Она уже час не спала, дожидаясь его пробуждения.
Она пихнула его в бок, встала.
— Проснись! Купаться пора.
Он сел.
— Что?
— Купаться!
— Я все время спал?
— Как сурок.
Он протер глаза, встал, подошел к огню.
— Сегодня начну строить тебе дом.
— Прекрасно. — Она настороженно следила за ним. — Что снилось?
— Снилось? — Он прищурился. Казалось, пытается вспомнить.
— Да, да, что тебе снилось?
— Не могу вспомнить. Может быть, ничего?
— Ты меня спрашиваешь?
— Нет. Значит, рамбутан сработал. Потому и спал так хорошо.
— И ничего не помнишь? Никакого там Бангкока? Прекрасная Моника? Спасение ее?
— Последнее, что я видел во сне, это как я заснул после конференции в Бангкоке. Два дня назад. — Он развел руками. — Нет больше снов…
Она понимала, что Том не врет. И мальчик не соврал.
— Хорошо. Действует! Будешь съедать каждый день.
— Всю жизнь?
— А что? Очень полезно. И мужскую силу повышает. Да, всегда, всю жизнь.
И Томас съедал плод рамбутана каждый вечер, и ни разу не снились ему сны. Прошли недели, месяцы и годы, прошло пятнадцать лет, и он ни разу не видел больше Бангкока. И ничего другого не видел во сне.
И стал он могучим воином, и защищал Семь Лесов от супротивных Пустынных Орд.
Но сны более не посещали его.
Может быть, права Рашель. Может быть, так и надо. Каждый день плод древесный рамбутан, и никакого Бангкока.
