не борись…“, „Твоя хата – с краю“, „Закон – что дышло…“, „Кто смел – тот и съел…“…В общем, я думаю, этот паршивый фольклор из меня будет годами вытрясаться…»
Благополучная семья? Не пьют, не курят, не сквернословят, воровать и хулиганить сына не учат. Тихая семья.
Да, тихая. Долгие годы она аккумулирует в себе многое дурное, что так медленно уходит из нашей жизни, мещанскую мораль, стремление ухватить лакомый кусочек, отгородиться от других каменной стеной. И по капле, по крупице растворяет это дурное в неустоявшемся сознании мальчишки, воспитывая пренебрежение к филармонии и космосу, но прививая восхищение ресторанным джазом и «вечным праздником» курорта. А заодно создает моральную базу для совершения преступления. Вы помните, Александр Петрович Коваленко, о «моральных идеалах»? Сын довел их до абсолюта и материализовал.
Бытует мнение, что есть еще одна категория «трудных» ребят – по шведскому выражению, «с ключом на шее», чьи родители чрезмерно заняты на работе и в силу этого не уделяют детям достаточного внимания. Однако, обратившись к статистике, мы не нашли ему подтверждения. Оказалось, что в семьях работающих родителей дети совершают преступления ничуть не чаще, чем в семьях неработающих. Значит, не в этом дело. По-видимому, главное все-таки – в умении воспитывать своих детей. И это обстоятельство резко выражено статистически: в семьях культурных, образованных людей, вообще людей, живущих содержательно, гораздо меньше малолетних преступников. Это влечет за собой закономерный вывод: необходимость всемерного расширения работы с родителями «трудных» ребят, повышение их культурного, в первую очередь – педагогического, уровня.
В этом смысле чрезвычайный интерес представляет исследование учеными культурного уровня самих преступников. Крупный советский ученый в области судебной статистики профессор Сергей Сергеевич Остроумов писал, что низкий культурный и образовательный уровень играет важнейшую роль в совершении преступлений. Так, уголовная статистика определяет, что среди преступников доля лиц с высшим образованием не достигает и одного процента, а среди убийц – еле превышает ноль процентов; опросы преступников позволили установить, что более пятидесяти процентов их не вели никогда общественной работы, не читали ничего, не ходили в театры и так далее.
Эти данные о взрослых преступниках относятся и к несовершеннолетним не в меньшей, если не в большей мере. Более того, почти все подростки-правонарушители, которых опрашивали мы, категорически заявили, что никогда не вели никакой общественной работы, мало или совсем ничего не читали, не посещали театров. Средний уровень их культурных и общественных интересов достаточно выразительно определил в своем письме к нам семнадцатилетний Владимир Рыков, осужденный к лишению свободы за грабеж (сохраняем орфографию письма): «Скука в моей жизни роли не играла. Я читал книги и ходил в театр, знаю такие вещи: „Танец маленьких лебедей“ в Большом, в Малом – „Фома Гордей“, в Дворце съездов – „Чау-чау-сан“. Еще знаю „Векон Доброжелон“, „Фантомас“ две серии, и книги „Сказки“, „Стихи“, „Рассказы“ и „Три мушкетера“. Общественной нагрузки я никакой не нес. Я даже не был принят в октябрята, не говоря о комсомоле. Правда, общественные организации оказывали на меня влияние, но я на это не обращал внимания…»
Вот он – вопрос вопросов: какой должна быть общественная работа, чтобы парень не мог «не обращать на нее внимания»?
В последние годы важные шаги в этом направлении предпринял комсомол. В некоторых городах – Ленинграде, Киеве, Риге и других – для подростков были организованы клубы по интересам, военно-спортивные лагеря, налажены туристские базы, короче, сделано все, чтобы вовлечь «трудных» в полезную и интересную для них самих деятельность. «Не обратить внимания» на такую общественную работу подросток никак не мог – он просто стал ее участником, и результаты не замедлили сказаться: кривая правонарушений несовершеннолетних сначала неохотно, а потом все быстрее поползла вниз.
Ничего удивительного и необыкновенного в этом нет – ведь каждая, без изъятий, человеческая личность наделена элементарным интересом хотя бы к чему-нибудь. Поэтому смысл общественной работы, видимо, и состоит в том, чтобы этот интерес выявить и удовлетворить его. И когда работа с ребятами вообще и с неустойчивыми в частности идет по пути развития их собственных интересов, она неизбежно приносит свои добрые плоды.
Поэтому бытующее иногда представление о том, что культура подростка и его родителей – их личное дело, в корне неправильно и вредно. Невежество, бескультурье – большое общественное зло, порождающее, в частности, преступность и взрослых, и детей. Бесспорно, что наше общество создает все условия, принимает все меры к повышению культурного уровня советских людей. Этой благородной цели служат гигантские, неисчислимые средства: система народного образования, пресса, издательства, научные учреждения, театры, кино, музеи, клубы, народные университеты. В этих условиях задача приобщения к образованию и культуре «трудных» ребят и их родителей представляется вполне реальной. От общественности, от всех, кто причастен к работе с подростками, требуется лишь одно: гигантские всесоюзные масштабы всеобщего обучения, всеобщей культуры упростить, сфокусировать, довести до личности одного маленького конкретного Вовы и его родителей и именно их приобщение к образованию и культуре почувствовать своим нравственным долгом…
Заканчивая рассказ об Ольге Костиной, мы хотели бы сказать еще несколько слов о взрослых. О тех взрослых, которые находятся рядом с несовершеннолетними правонарушителями. О которых мы уже не раз говорили, о «заступниках», отождествляющих судебный приговор подростку с тюрьмой, а не с перевоспитанием его.
«…Я претензий к Ольге Костиной не имею, так как сделала она это несознательно, – заявила в суде потерпевшая Бекнарбекова. – Виноваты родители – в том, что не занимались ее воспитанием, и те, кто вовлек ее в преступную жизнь. Я – педагог, и мне больно видеть Костину перед судом… Я ей прощаю…»
Не правда ли, какая благородная и великодушная позиция? Ведь обидели, обокрали женщину, а она прощает! Украденный рубль, правда, вернули, но все-таки моральная травма… Один не совсем «корректный» вопрос к вам, товарищ Бекнарбекова: вы полагаете, Ольга знала, что у вас в сумке рубль? Или, может быть, видя, что вы собираетесь сделать дорогую покупку, рассчитывала на большее? И как бы отнеслись вы к Ольге, вытащи она не рубль, а все ваши сбережения, добытые нелегким трудом? И не кажется ли вам, что с нравственной точки зрения безразлично, сколько украсть – один рубль или тысячу? И наконец, товарищ педагог, можно ли одним легким словом прощать то, что изживается лишь в результате длительных и серьезных педагогических усилий?
Нет, товарищи взрослые, речь здесь не о пустяковых детских проступках, мы не имеем права прощать, потому что, когда наши дети совершают преступление, слово «простить» означает равнодушное «наплевать». Потому что «простить» ребенка в преступлении – это значит бросить его
