подняться с травы, видимо в чаянии второго раунда, и Бийл вновь встал в позицию. Еще пять минут, и про Умасливание придется забыть.
– Что тут происходит? – сказал я.
Пожалуй, тут следует упомянуть, что я не намерен потчевать читателя местным диалектом. Раз уж он терпел мою повесть до сих пор, я вижу в нем друга и чувствую, что он достоин снисхождения. Возможно, я недостаточно подчеркивал этот факт на предыдущих страницах, тем не менее заявляю, что у меня есть совесть. И ни единая местная словесная загогулина читателям не угрожает.
Мой выход на сцену произвел требуемое впечатление. Возбужденная толпа оставила Бийла и окружила меня. Чарли, наконец вставший на ноги, обнаружил, что свергнут с трона Человека Момента, и стоял, моргая на заходящее солнце, открывая и закрывая рот. Загремел смешанный хор голосов.
– Пожалуйста, не говорите все сразу, – сказал я. – Ничего невозможно разобрать. Может быть, вот вы скажете мне, что вам угодно?
Я избрал толстого коротышку в сером костюме. Такой ширины бакенбарды на человеческом лице никому еще видеть не приходилось.
– Дело обстоит так, сэр. Мы все хотим знать, в каком положении находимся.
– Это я могу вам объяснить, – сказал я. – В вертикальном положении на нашем газоне, и я был бы премного обязан, если бы вы перестали рыхлить его каблуками.
Полагаю, это не было Умасливанием в строгом и наилучшем смысле слова, но сказать что-то подобное было необходимо. Долг каждого ответственного гражданина – постараться осадить человека с бакенбардами.
– Вы меня не поняли, сэр, – продолжал тот в возбуждении. – Я выразился иносказательно. Мы все хотим знать, что обеспечивает нам надежность в нашем положении.
– Ваши каблуки, – ответил я мягко, – как я уже указал раньше.
– Сэр, я Брасс из Аксминстера. У меня счет к мистеру Укриджу на десять фунтов восемь шиллингов и четыре пенса. Я хочу знать…
Тут мощно вступил хор:
– Вы меня знаете, мистер Гарнет. Эпплби из Хай… (Голос тонет в общем реве.)
– …и восемь пенсов.
– Мне мистер Ук…
– …расплатиться…
– Я представляю Боджера…
Но тут произошло нечто неожиданное: Чарли, который долго сверлил Бийла взглядом исподлобья, ринулся на него, размахивая кулаками, и был снова сбит с ног. Настроение толпы вновь изменилось. Умасливание поджало хвост. Насилие – вот чего жаждала публика. Бийл в стремительной последовательности выдержал три боя. Я чувствовал себя беспомощным. Инстинкт подталкивал меня броситься в сечу, однако благоразумие твердило, что подобный выбор действий окажется роковым.
Наконец, в минуту затишья, я сумел ухватить Наемного Служителя за локоть, когда он отходил от распростертого тела своей последней жертвы.
– Хватит, Бийл, – зашептал я горячо, – прекратите! Нам никогда не поладить с этими людьми, если вы будете их и дальше сшибать с ног. Идите в дом и оставайтесь там, а я поговорю с ними.
– Мистер Гарнет, сэр, – сказал он, а боевой огонь в его глазах угасал, – тяжело это. Тяжелее не бывает. Не было у меня везения, ну, чтоб назвать везением, как я получил отставку. И я же их ни одного в полную силу не стукнул, не так чтобы очень. А первый из них-то сподличал, стукнул меня, когда я не смотрел. Так пусть не говорят, будто я начал.
– Все в порядке, Бийл, – сказал я миротворчески. – Я знаю, вина не ваша, и я знаю, как вам тяжело остановиться, но я хотел бы, чтобы вы ушли в дом. Я должен поговорить с этими людьми, а пока вы тут, они не успокоятся. Так давайте!
– Слушаю, сэр. Но это тяжко. Можно я еще разочек врежу этому Чарли, а, мистер Гарнет? – сказал он тоскливо.
– Нет, нет. Идите же, идите.
– А если они за вас примутся, сэр, и попробуют своротить вам физию?
– Не примутся, не примутся. А попробуют, я позову вас.
Он неохотно ушел в дом, и я вновь обратился к моей аудитории.
– Если вы будете так любезны и минуту помолчите… – начал я.
– Я Эпплби, мистер Гарнет, на Хай-стрит. Мистер Укридж…
– Восемнадцать фунтов, четырнадцать шиллингов…
– Будьте добры, взгляните…
Я отчаянно замахал руками над головой.
– Стоп! Стоп! Стоп! – завопил я.
Гул голосов не смолк, однако постепенно начал стихать. В просветах между деревьями я увидел море и пожалел, что сейчас не на волноломе, там, где царит мир. У меня заболела голова, и я ощутил слабость от голода.
– Джентльмены! – вскричал я, когда гул почти замер.
Стукнула калитка. Я повернул голову: в сад входил высокий тощий молодой человек в сюртуке и цилиндре. Впервые я узрел этот костюм в сельской глуши.
Он подошел ко мне.
– Мистер Укридж, сэр? – спросил он.
– Моя фамилия Гарнет. Мистер Укридж временно отсутствует.
– Я от «Уитли», мистер Гарнет. Наш мистер Бленкинсоп несколько раз писал мистеру Укриджу, обращая его внимание на тот факт, что его счет достигнул внушительной цифры, но не получил удовлетворительного ответа и выразил пожелание, чтобы я побывал у него. Крайне сожалею, что его нет дома.
– Не больше, чем я, – был мой прочувствованный ответ.
– Вы ждете его в скором времени?
– Нет, – сказал я. – Не жду.
Он оценивающе поглядел на выжидательно притихшую орду кредиторов.
– Кое-какие кредиторы мистера Укриджа, – объяснил я, предупреждая его вопрос. – Я как раз собирался поговорить с ними. Не присядете ли? Трава абсолютно сухая. Мои пояснения касаются также и вас.
Догадка озарила его глаза, и из них выглянул тот человек, каким его создала природа.
– Черт побери! Задал лататы? – воскликнул он.
– Насколько мне известно, да, – сказал я.
Он присвистнул.
Я снова обернулся к местным талантам.
– Джентльмены! – гаркнул я.
– Внимание, внимание, – сказал какой-то идиот.
– Джентльмены, я намерен быть с вами абсолютно откровенным. Мы должны решить, как именно обстоят дела между нами. (Голос: «Где Укридж?») Мистер Укридж был неожиданно отозван в Лондон (горький смех) вчера днем. Я полагаю, что он вернется с минуты на минуту.
Это пророчество было встречено насмешливыми воплями. Я продолжал:
– Я не понимаю цель вашего появления здесь. У меня для вас ничего нет. Я не мог бы уплатить по вашим счетам, даже если бы хотел.
До меня начало доходить, что я теряю популярность.
– Я здесь просто как гость мистера Укриджа, – гнул я свое. В конце-то концов, с какой стати мне было щадить его? – Я не имею никакого отношения к его финансовым делам. И абсолютно отказываюсь признать, что в каком-либо отношении я перед вами в каком-либо долгу. Мне жаль вас. Я выражаю вам мое сочувствие. Но это все, что я могу вам предложить: сочувствие и добрый совет.
Ропот недовольства. Я начинаю вызывать неприязнь. А я намеревался быть
