выкинем, то, кроме нескольких горсточек хлопьев, есть будет нечего, а я лично не столь силен, чтобы на пустой желудок ехать на велосипеде по горам.
Джефф сварил рис с жуками, и мы съели это варево, игнорируя характерную коричневую пятнистость. К счастью, желудок Ларри оказался устойчив в отношении вареных насекомых. Во второй половине дня дорога пошла через протяженную долину с плантациями сахарного тростника, и мы слегка закусили тростником, который нам предложили крестьяне.
К концу дня Ларри с большим трудом мог держаться рядом с нами. Каждые пятнадцать минут он тормозил, спрыгивал с велосипеда и бежал в кусты. Опередив его всего на две с половиной мили, мы с Джеффом все время останавливались и ждали, пока он нас нагонит. Мы смотрели, как медленно, буквально сражаясь с педалями, он проходит поворот и приближается к нам. Мне было больно видеть, как измучен Ларри, у которого, казалось, на протяжении всего пути был неисчерпаемый запас энергии, с каким большим трудом он держится, едва справляясь с велосипедом на ровной местности. Когда он подъехал, то свалился на землю и скорчился на траве.
— Мне нужно несколько минут передышки, — сказал он тихим усталым голосом.
— Не торопись, отдыхай, сколько хочешь. До перекрестка осталось чуть больше четырех километров, нам всем за день этого достаточно, — сказала я.
— Слушайте, ребята, не надо оставаться здесь и ждать меня. Не знаю, сколько времени пройдет, пока я снова смогу влезть на велосипед и ехать дальше; двигайтесь вперед. Вам лучше поискать, где можно достать еды и остановиться на ночь. А к тому времени, как вы все это проделаете, я подъеду.
— Ты уверен, что с тобой будет все в порядке? — спросила я.
— Да, со мной все будет нормально. Только передохну. А сейчас я чувствую сильную слабость и тошноту. Каждый раз, когда еду вверх, такое ощущение, словно мой желудок завязывают узлом.
— Хорошо, дальше дорога должна быть пологая. Отдыхай столько, сколько нужно, а мы все подготовим и будем ждать тебя впереди.
Мы проехали по ровной местности не больше километра, а потом дорога пошла круто вверх. Пока мы с Джеффом выжимали педали вверх по склону, нас не оставляла мысль, что будет с Ларри, когда он столкнется с подъемом. Мы оба совершенно обессилели к тому времени, как добрались до перекрестка с дорогой, идущей с востока Индии.
На перекрестке обе дороги сливались в одну, которая вела вверх через перевал в Катманду. Скопление ветхих, лепившихся друг к другу односкатных построек представляло печальное зрелище. Здесь имелись три гостиницы. Две были деревянными развалюхами, а третья — двухэтажным глинобитным строением с пятью крошечными комнатами без кроватей на верхнем этаже. Управляющий глинобитной гостиницы обременил себя тремя рваными одеялами, которые бросил на пол в одной из комнат, и жестами пригласил войти. Нашу комнату от соседней отделяло четыре доски от пола до потолка, между которыми были огромные щели.
Через дорогу, там, где стояли навесы, мне удалось пополнить список продуктов, не считая риса и компонентов дала, на четыре пункта: лимонад, крутые яйца, хлеб и мандарины. Купленного хватило бы не только на сегодняшний обед, но и на завтрак с ленчем. Мы рассчитывали попасть в Катманду на следующий день в полдень.
В окружении огромных корзин с навозом мы с Джеффом сидели рядом с гостиницей за столом и закусывали, высматривая-поджидая, когда появится Ларри. Оттуда просматривался один километр дороги. К десяти почти стемнело, а Ларри не появился. Когда мы уже решили отправляться за ним, на дороге обозначился его силуэт. Двигался он с трудом, вихляя из стороны в сторону, и я кинулась на окраину поселка, чтобы встретить.
Я провела его наверх в нашу комнату, и мы сели вместе на одеяла. Стараясь смотреть не слишком пристально, я видела его дрожащие руки, неловко обращавшиеся с едой и лимонадом, которые перед ним стояли. Все лицо было равномерно серым. Кожа на ощупь оставалась прохладной, но лоб покрыла испарина, а руки были влажными. Только теперь я заметила, как сильно он исхудал. Он терял вес постепенно, начиная с Нью-Дели; но, похудев за последние три дня еще на семь фунтов, превратился в скелет. Когда он начал говорить, голос у него то и дело пропадал, как будто ему не хватало дыхания.
— После того как вы с Джеффом уехали, я проспал на траве рядом с велосипедом, ох, не помню точно, минут пятнадцать — двадцать, наверное, прежде чем сел на велосипед снова. Сначала со мной все было о’кей, а потом я столкнулся с этим жутким склоном. Почти сразу, как я стал подниматься, мой желудок скрутило, а голова закружилась и начало тошнить. Понятия не имею, сколько я проехал в таком состоянии. Думаю, с километр или около того. Во всяком случае, следующее, что я могу вспомнить с того момента, как почувствовал себя совершенно больным, так это свой подъем из придорожной канавы.
Открыл глаза, рядом мужчина, который меня трясет, чтобы привести в сознание. Он выглядел по-настоящему перепуганным. Рядом с ним был маленький мальчик, и когда малыш заметил, что я пришел в себя, закричал: «Хелло! Хелло! Хелло!» Это заставило меня надолго призадуматься над тем, где, черт возьми, я оказался. От слабости я с трудом мог сесть. И знаешь, хотя я окоченел, но почувствовал, что взмок как никогда. Мальчишка продолжал кричать «хелло», мужчина все так же меня тряс, и наконец до меня дошло: я потерял сознание, когда ехал, и свалился в канаву! Ты можешь поверить? Я действительно отрубился! Думаю, я был сегодня гораздо слабее, чем представлял. К тому времени, как очнулся, сильно стемнело, значит, без сознания я пробыл довольно долго. Хорошо, что этот мужчина шел мимо!
Они помогли мне подняться и жестами показали, что до перекрестка впереди недалеко. Но скажу тебе одну вещь: я чертовски боялся снова потерять сознание, прежде чем доберусь сюда. Я нажал на педали, все тело окоченело и дрожало, а слаб я был, как никогда. Невероятно, но я здесь. Всю дорогу я громко пел в надежде, что это поможет мне не потерять сознание, и старался сосредоточиться на том, что осталось проехать один-два километра. Вот кошмар! Хвала Господу и перевалу с мандаринами! Мне казалось, что никогда не доеду!
Ларри попытался поесть еще немного, потом надел наушники, чтобы не слышать тяжелого туберкулезного кашля Дедушки из соседней комнаты, и уснул на десять часов. Утром руки у него уже не дрожали, но лицо оставалось по-прежнему серым, а на теле появился целый букет зудевших красных пятнышек. У меня они
