Книга Наполеоновские войны: что, если?.. - Джонатан Норт

придает также и деревне с первого взгляда вид беспорядка и нерадения; но по строгом рассмотрении путешественник с удовольствием примечает, что его подозрение неосновательно. Земля вообще плодородна и каждой участок оной рачительно обрабатывается. Она доставляет с избытком все жизненные потребности, как-то: хлеб, вино, масло и пр.

Рассматривая Францию в сем отношении, нельзя не удивляться тому необузданному высокомерию, которое побуждало жителей столь плодородной страны к опустошению песчаных земель Пруссии и необозримых степей России, где они нашли себе только смерть и позор. Но час мщения прошел, и каковы бы ни были чувства, возбужденные в нас жестоким вызовом, бедственное положение этой страны заслуживает сожаления. Дорога, по которой мы ехали, почти всегда была занята толпами военных людей; здесь тянулся длинный кавалерийский отряд, фуражирующий на всем протяжении своего пути, там проезжал артиллерийский парк по пашням. Немного далее встречали мы какой-нибудь полк, который старался занять деревню, провести в ней ночь и заставить бедных крестьян снабдить гостей своих всем, что им угодно было требовать. В другом месте разные толпы пехоты и кавалерии отправлялись для фуражировки. Хлеб уже созрел на пашнях, но редко земледелец отваживался жать оный, и то украдкой, чтобы солдаты не воспользовались его трудами. Это была жатва нового рода для Вас и для Вашего верного Грева; она производилась вооруженной рукой, и снопы свозимы были не в житницы фермы, но в воинский стан, под прикрытием усатого пруссака, раскуривающего с важным видом трубку свою на облучке воза. Часто эти подвиги сопровождались забавными случаями. Однажды небольшой отряд прусских солдат, наложив несколько возов хлеба, встретился с толпой французских крестьян, причем и те и другие должны были на минуту остановиться; в то время как одна часть французов старалась дать место воинам, другая приблизилась к пруссакам и, уверившись, что ни один из них не разумел по-французски, начала жестоко бранить их, сохраняя, однако же, и в самых порывах своего ругательства, вид почтения, который заставил предполагать, что французы извиняются в своей медленности. Таким образом те, которых последние называли мошенниками, ворами и разбойниками, с важностью вынимали изо рта трубку и отвечали на таковые приветствия «Das ist gut, ser woll» («Это хорошо, очень») и другими снисходительными выражениями. Жестоко было бы лишить бедных французов такого остроумного и невинного способа удовольствовать свое негодование; однако же я не мог не заметить им, при приближении прусского комиссара, что он разумеет их язык, почему они все тотчас и возвратились к своим повозкам.

Жители старались сколько можно более понравиться победителям, изъявляя все знаки верности дому Бурбонов. Горожане уничтожали все, что только напоминало Бонапарта. Лучшим маляром был тот, который искусно мог переменить слово «imperial» на «royal»; но много находилось и таких искусников, коих талант производил только ясное соединение двух прилагательных, столь несогласных между собой. Некоторые благоразумные трактирщики, истомившись беспрерывными переворотами, оставили на своих вывесках только пустое место в ожидании того времени, когда правление сколько-нибудь утвердится.

Сии доказательства усердия жителей к победителям были не бесполезны. Союзные войска вели себя очень хорошо, хотя и были случаи, которые, по-видимому, противоречат сказанному; но известно, что они неизбежны в такое критическое время. Особенно англичане умели приобрести себе доверенность жителей.

С одним из моих друзей случилось в некоторой разграбленной деревне любопытное происшествие Он вошел в сад, принадлежавший к дому, по-видимому, менее бедному, нежели те, которые его окружали, но в самом деле столь же разоренному. Осматриваясь вокруг, он заметил за кустом двух или трех мальчиков, которые, увидев себя открытыми, тотчас убежали. Он звал их, но напрасно. Однако же английский выговор ободрил мать их, находившуюся позади другого куста, так что она осмелилась показаться. Друг мой узнал с некоторым изумлением, что она хорошо говорит по-английски. Воспитанию ли или каким-либо другим обстоятельствам она тому одолжена была, этого я не припомню. Только она ему рассказала, что ее семейство отважилось выйти из своего убежища в лес, где она и бродила уже два дня без пристанища и почти без пищи, чтобы посмотреть на опустошение, какое причинили неприятели в ее доме, как вдруг снова была встревожена приходом солдат. Уверившись, что это были англичане, она согласилась остаться у себя, будучи исполнена той уверенности, которую внушает национальный наш характер. Наконец, приняв покровительство своего гостя, она послала сына за последней розой, находившейся в опустошенном саду ее, и поднесла ему оную, как единственное средство, которое осталось ей для изъявления благодарности: это последняя, сказала она, но я почитаю за счастье поднести ее англичанину. Надобно заметить, что во Франции даже низший класс народа в подобных обстоятельствах всегда обнаруживает вежливость, неизвестную другим нациям.

Впрочем, не нанося упрека дисциплине английских солдат, можно сказать по всей справедливости, что и они позволяли себе некоторые вольности; так, например, ежели во время роздыха попадалось им вблизи фруктовое дерево, они тотчас обрывали его.

Посреди военных сцен сообщение французских почт, находящихся под непосредственным распоряжением правительства, производилось безостановочно. На каждой из них прибита была прокламация, сочиненная на четырех языках, т. е. на французском, немецком, английском и русском за подписанием четырех генералов: сим повелением запрещалось всем офицерам и солдатам, как французским, так и союзным, брать почтовых лошадей или другими какими-либо способами препятствовать сообщению между Парижем и провинциями. Таким образом, при грозном шуме войны почты во Франции были безопасны и исправны, и нас в пути ничто не задерживало.

В то самое время, как некоторые деревни представляли жалкую картину опустошения, города не потерпели почти ничего; потому что солдаты, проходившие через них, находились всегда пред глазами офицеров; а в гарнизоны посылаемы были особенные командиры для наблюдения за дисциплиной. Однако в иных заметили мы, во время своего проезда, еще свежие следы бомбардирования, произведенного за неделю или за две до нашего прибытия. Камбре взят был приступом; жители оного, бывшие вообще роялистами, благоприятствовали атаке; часть осаждавших взошла по лестнице старой башни, примыкавшей к скрытому ходу, которой проложен был через ров и сообщался с валом посредством калитки: сей ход открыт был жителями. Гарнизон состоял частью из национальной гвардии, которую Бонапарт откомандировал из прежнего ее кантона для защиты Камбре. Перонский гарнизон, именовавшийся некогда Перонской Девственницей или Девичьей крепостью, потому что всегда оставался целым, был взят подобным же образом. Перон расположен при реке Сомме, посреди низменной и болотистой равнины, и укреплен превосходно; но он, как и другие крепости на фландрской границе, мало имел способов к сопротивлению – Бонапарт и в этом случае вверил судьбу свою единственно счастью, ибо не заготовил ничего для поддержания войны