Роун оторвался от созерцания водного простора.
— Николай мог официально не признавать Аллина как сына своего брата, но знал о его существовании и, возможно, дал распоряжение следить за ним. А люди, которые прибыли повидать Аллина в Венеции, могли относиться к политическим кругам, желавшим возвести его на трон. Он отказался, поскольку подобная перспектива его не интересовала, а кроме того, он знал, что за ним ведется наблюдение. Обстоятельства осложняла разразившаяся в то время Крымская война, — продолжила Джолетта. — Возможно, еще раньше в Венецию были направлены убийцы, чтобы убрать Аллина как ненужное препятствие. Аллин держался настороже, особенно после визита тех двоих, которые, вероятно, предложили ему возглавить заговор с целью завладеть российским престолом. Вот тогда он и принял меры по обеспечению безопасности Вайолетт. Позже, когда синьора Да Аллори умерла, он стал тревожиться за Вайолетт и ребенка, которого она ждала, и все же, несмотря на все опасения, решил увезти ее. Но каковы были его намерения? Вступить в контакт с Николасм и подтвердить ему свой отказ от всяких притязаний на корону? Вверить ему свою судьбу и, возможно, лишиться свободы в обмен на безопасность Вайолетт и ребенка? Он никогда не говорил об этом Вайолетт, и нам тоже было не суждено узнать.
— Но ведь ребенок все равно считался бы незаконнорожденным, — возразил Роун.
— Да, должна признаться, мне это тоже показалось загадочным. Однако он ведь еще не родился, когда умер Николай I, и Гилберт не был тем мужем, который благополучно уходит в мир иной как раз в нужный момент. Вероятность того, что ребенок мог стать законным, исчезла, когда Аллин пал в саду от рук наемных убийц — поэтому-то единственный оставшийся тогда в живых убийца впоследствии не предпринял ничего, чтобы убрать и Вайолетт. Поскольку перестала существовать возможность брака, то ни она, ни ребенок больше не представляли угрозы.
— Так, значит, Аллин приехал к Вайолетт, чтобы обеспечить безопасность ей и ребенку, — предположил Роун, — и своей гибелью гарантировал им жизнь? Нет.
Джолетта нарочито долго выдерживала паузу. Она не была вполне уверена в том, о чем собиралась поведать, однако никакое другое толкование тех событий не казалось ей логичным. Лишь одно оно соответствовало всем известным фактам.
Роун испытующе взглянул на нее.
— Нет, — тихо повторил он. — Умер не Аллин, а Джованни, не так ли?
Джолетта через силу попыталась улыбнуться.
— Дальнейшее стало точным повторением того, что случилось с царственным отцом Аллина. Джованни и Аллин были приблизительно одного возраста, с похожими фигурами и внешностью. Они умерли при одинаковых обстоятельствах, из-за одной и той же женщины. Мария оплакала тогда своего сына и похоронила. Почему Вайолетт оставила ей ожерелье и проявила столько щедрости? Не потому ли, что Мария позволила похоронить Джованни как Аллина, под надгробной плитой с его именем?
— И Аллин превратился в Джованни?
— Да, и переехал в Новый Орлеан, где сделался аптека рем и провел свои дни подле Вайолетт. Из-за Гилберта они не смогли пожениться. Если бы тот был здоров, Вайолетт принудила бы его дать согласие на развод, но она не могла открыто оставить мужа-инвалида, который пытался покончить жизнь самоубийством.
— А может, они решили, что так будет лучше и безопаснее на случай, если личность Аллина вдруг будет установлена?
— Вполне вероятно, — согласилась Джолетта. Роун глубоко вздохнул.
— Ты действительно думаешь, что все обстояло именно так?
— Я достаточно хорошо проанализировала и взвесила известные мне факты. Даты совпадают. Более того, есть старая фотография Джованни, сделанная в Новом Орлеане. Качество плохое, но наблюдается явное сходство с изображениями Аллина в дневнике Вайолетт.
— Значит, можно предположить, — задумчиво произнес Роун, — что агенты русского царя могли бы выйти на него в Новом Орлеане через Вайолетт, ведь у них к тому времени уже имелось досье на нее. Но, видимо, поверив вымыслу о смерти Аллина, никто более не интересовался Вайолетт.
— А уж тем более ее девочкой, которая была официально зарегистрирована как дочь Гилберта Фоссиера.
Роун, вскинув брови, посмотрел на Джолетту.
— Из этого следует, что ты есть… кто? В каком-то дальнем поколении прапраправнучка русского царя Александра I?
— Возможно, — согласилась она, — но это ничего не меняет. Вокруг тысячи людей с самыми необыкновенными родословными. Достаточно взглянуть на президентов: как только их избирают, тут же обнаруживается, что они чуть ли не потомки королевских семей.
— А если нет, если все, что случилось с Вайолетт и Аллином, имело совсем другой смысл? Наверное, этого никто никогда не узнает.
— Да, — согласилась Джолетта. — Никто не узнает.
Роун долго молчал, глядя на нее, на лице его застыло напряженное выражение. Затем он наконец заговорил, решив сменить тему:
— Я уехал из Флоренции раньше тебя, хотя и ненамного, как потом оказалось. У меня было неотложное дело в Нью-Йорке. Я хотел взять там кое-что, прежде чем это сделает кто-нибудь другой.
Он достал из кармана сложенный лист бумаги и два маленьких флакона. Один был из тех, какие используют в «Фос-сиерс Ройял Парфюмс», другой — из искусно граненного хрусталя с серебряным, изысканно украшенным колпачком. Взяв руку Джолетты, Роун положил все ей на ладонь и сжал ее пальцы. Он проделал это очень поспешно, как будто боялся, что она не захочет взять предложенное.
Джолетта внимательно оглядела лежавшие на ладони предметы. Затем, положив флакончики в сумку, развернула сложенный лист. На нем были написаны результаты химического анализа с подробными характеристиками компонентов. Рядом помещалась цветная диаграмма с цифрами, указывающими процентное содержание каждого входящего в смесь элемента.
Это был состав духов «Ле жардин де кор».
— Отчет, заказанный тетей Эстеллой, — прошептала она.
— Верно, — спокойно подтвердил Роун. — Теперь он принадлежит тебе, и другого в «Каморс» делать не будут. В одном из этих флакончиков духи, которые мать Натали привезла в Нью-Йорк. Поступай с ними как хочешь.
Она передала ему информацию, а он сделал для нее то, что ей было так нужно. Они оба отказались от чего-то своего ради выгоды другого. Если вдуматься, это выглядело забавно. Но Джолетте не хотелось смеяться.
— Ты не должен этого делать, — произнесла она бесцветным голосом. Подобные подарки порой могли означать прощание, и от этого ей стало не по себе.
— Нет, должен. Тебе пришлось пережить столько страшных и неприятных моментов в поисках этой формулы.
— Но ведь и тебе она нужна, — с трудом вымолвила Джолетта.
— Формула не будет иметь, для меня никакой ценности, если из-за меня ты ее потеряешь.
Напряжение Джолетты немного ослабло. Она откашлялась и тихо сказала:
