Элсу разбудил поцелуй. Она медленно открыла глаза. Никогда она так крепко не спала, как этой ночью, и, учитывая обстоятельства, это казалось почти неприличным.
Джек смотрел на нее.
– Мои товарищи уже должны быть внизу.
Элса села, убрала с глаз спутанные волосы.
– По всему штату нас тысячи. Но мы сражаемся на многих фронтах. Наши организаторы есть на каждом поле отсюда до Фресно.
– Увидимся внизу.
Элса встала и подошла – голая – к коробкам с вещами. Порывшись в одной, достала дневник и карандашный огрызок, раздобытый Энтом.
Вернувшись в постель, она открыла чистую страницу дневника и начала писать.
Любовь – это единственное, что остается, когда нет больше ничего. Вот что я должна была сказать детям, когда мы уезжали из Техаса. Вот что я скажу им сегодня. Вряд ли они сейчас это поймут. Как им понять?
Мне сорок лет, и я только сейчас осознала эту истину.
Любовь. В лучшие времена это мечта. В худшие времена – спасение.
Я влюблена. Вот так. Я написала эти слова. Скоро я произнесу их вслух. Ему.
Я влюблена. Как бы безумно, и неправдоподобно, и смешно это ни звучало, я влюблена. И взаимно.
И это – любовь – дает мне смелость, которая нужна мне сегодня.
Четыре ветра принесли нас сюда, людей со всей страны, из всех уголков нашей великой земли, и теперь наконец мы заявляем о своей позиции, сражаемся за то, что, как мы знаем, правильно. Мы сражаемся за нашу американскую мечту, чтобы она снова стала возможной.
Джек говорит, что я воительница, и хотя я не верю этому, но вот что я знаю: воительница верит в цель, которую она не видит, и сражается за нее. Воительница не сдается. Воительница сражается за тех, кто слабее нее.
По-моему, похоже на материнство.
Элса закрыла дневник, оделась и пошла в соседнюю комнату.
Энт прыгал на кровати:
– Глянь-ка на меня, Лореда. Я летаю.
Лореда, не обращая внимания на брата, расхаживала по комнате, грызя ноготь на большом пальце.
Дети замерли, когда Элса вошла в комнату.
– Пора? – спросила Лореда.
Глаза у нее блестели, она выглядела возбужденной.
Сердце у Элсы тревожно сжалось.
– Сегодня будет…
– Опасно, – сказала Лореда. – Мы знаем. Все внизу?
– Я думаю, нам нужно…
– Еще поговорить? – нетерпеливо спросила Лореда. – Мы уже достаточно говорили.
Энт спрыгнул с кровати, босиком прошлепал к сестре, встал рядом.
– Я – Тень! Меня никто не напугает.
– Ладно, – сказала Элса. – Только держитесь вместе, чтобы я вас каждую секунду видела.
Лореда подтолкнула Элсу к двери. Энт уже натягивал ботинки.
– Подождите Тень!
Когда они спустились вниз, в холле почти никого не было, но уже через несколько минут в гостиницу начали стягиваться люди. Члены Союза рабочих собирались группками, раскладывали на столе листовки, пристраивали у стены транспаранты. Встревоженные люди из мигрантских лагерей сбились в молчаливую кучку.
Элса увидела Джеба с детьми, тут же был Айк и еще несколько рабочих из лагеря Уэлти.
Лореда взяла плакат «Справедливая оплата труда» и подошла к Наталье. Та держала плакат «Рабочие, объединяйтесь!».
Джек вышел в центр холла.
– Друзья, товарищи, время пришло. Не забывайте наш план. Мирная забастовка. Мы заходим на поля и садимся. Вот и все. Надеемся, что сегодня утром это произойдет по всему штату, надеемся, что и другие рабочие присоединятся к нам. Пойдемте.
Все вышли из отеля. Их было не больше пятидесяти человек. Наталья села на водительское место грузовика Джека и завела мотор. Джек, забравшись в кузов, оглядел немногочисленных собравшихся.
– Небольшая группа смелых людей может изменить весь мир. Сегодня мы боремся от имени тех, кто боится. Мы сражаемся за прожиточный минимум. Справедливая оплата труда!
Лореда подняла свой плакат и подхватила:
– Справедливая оплата труда! Справедливая оплата труда!
Грузовик медленно тронулся с места, забастовщики двинулись за ним. Джек взял мегафон, и его голос разносился далеко:
– Справедливая оплата труда! Справедливая оплата труда!
Элса с детьми и другими забастовщиками шагала за грузовиком.
Они прошли мимо рекламного щита сигарет «Лаки Страйк». Несколько человек, что жили в палатке прямо под щитом, присоединились к процессии. Еще через четверть мили в колонну влились несколько человек, похожих на проповедников, все держали в руках плакаты «Прожиточный минимум рабочим!». У каждого перекрестка, у каждого лагеря к шествию присоединялись все новые и новые люди. Дружное скандирование оглашало окрестности.
Справедливая оплата труда! Справедливая оплата труда!
Их становилось все больше и больше.
Элса оглянулась и поразилась размерам колонны. Человек шестьсот, не меньше, и все настроены решительно.
Она кивком показала Лореде, чтобы та тоже оглянулась. Дочь посмотрела назад, расплылась в улыбке и с удвоенной силой завопила:
– Справедливая оплата труда! Справедливая оплата труда!
Джек прав. Если землевладельцы хотят, чтобы хлопок успели собрать до первых дождей, то придется платить по справедливости. И неважно, что Джек коммунист, возмутитель спокойствия. Это борьба за права всех американцев.
Когда впереди показался съезд к воротам «Ферм Уэлти», уже около тысячи человек скандировали и размахивали плакатами. Перед ними прямой линией тянулась дорога, с обеих сторон огороженные хлопковые поля. Посреди дороги стоял человек.
Уэлти.
Наталья резко затормозила прямо перед ним. Джек обратился к забастовщикам:
– Друзья, настал ваш день! Ваш миг. Хозяева услышат вас. Они не могут делать вид, что ничего не происходит, если так много людей требует: «Хватит!»
– Хватит! – пронзительно закричала Лореда. – Хватит!
К ней присоединился дружный хор, все в колонне выкрикивали одно-единственное слово, потрясали транспарантами.
– Наша забастовка мирная, но мы будем стоять на своем! – прокричал Джек в мегафон. – Хватит вами помыкать и морить вас голодом. Вы заслуживаете справедливой оплаты за свой труд.
