Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
— Знаешь, Артем… — отхожу от него, выпутываясь из уютных объятий, покручивая в руках папку. Смотрю вот на эту черную картонку, за которой спрятан весь корень зла и проблем и так… все равно. Вот, правда: в голове полнейшая тишина и отсутствие мыслей, а в сердце ни грамма любопытства, только легкость и умиротворение. Я и так знаю его замечательно. Я болела и жила этим мужчиной всю сознательную жизнь. И знаю все, что мне надо. Именно мне. Ни отцу, ни матери, не кому бы то ни было, а мне. Знаю, как он умеет любить и злиться, каким он бывает только рядом с родными, и каким он бывает с врагами. Знаю и о некоторых его грешках, и о подругах, и много-много “и”. Но оно все настолько незначительно — пшик. Мелочь абсолютная и ерунда, когда любишь искренне и по-настоящему. Пусть он даже будет самым главным злодеем для всего мира, но для тебя он будет единственным и самым лучшим. И будет тем самым миром.
Так что это досье мне в корне неинтересно.
— Мне абсолютно неважно, какой ты был тогда.
Встречаюсь с растерянно-заинтересованным взглядом зеленых глаз. Взглядом, в котором причудливо пляшут отблески огня из камина. Взглядом, по которому я так скучала, и который мучил меня каждую ночь во снах.
— И не потому, что я не хочу узнать о тебе больше, — продолжаю с легкой улыбкой на губах, — а потому, что я знаю, что чего бы в этой папке ни было, ты другой.
Присаживаюсь у камина и, бросив последний взгляд на документы, решительно бросаю их в огонь. Языки пламени моментально подхватывают старые бумажки, забирая их в свои “горячие” объятия, уничтожая “прошлое”. Словно очищая моего любимого от всей той ерунды, что творилась когда-то.
— Зачем? — единственно, что говорит Артем, наблюдая за стремительно превращающимися в пепел документами.
— Затем, что я верю тебе, и я знаю тебя, — устраиваюсь на коленях мужчины и провожу пальчиками по чуть приоткрытым горячим губам, обжигаясь от его дыхания и тихонько закипая от его близости. — А еще потому, что я люблю тебя таким.
И не дав возможности ответить, накрываю его губы своими, изголодавшимися по его ласкам, губами.
Эпилог
Три года спустя…
— Лия!
Че-е-е-рт.
Входная дверь характерно хлопнула, впуская в дом… кого? Ну, как, кого…
Вздыхаю, понимая, что смотаться не успела. Будет любимый муж в этот Новый год без подарка, значит. Сам виноват! Нечего домой раньше времени заявляться.
Быстренько прячу ключи от машины в первый попавшийся под руку кухонный ящик, неосторожно гремя столовыми приборами, и делаю вид покорной невинности. С ним это прокатывает. Особенно, когда я такая: хитрая, улыбчивая лиса, постреливая своими невероятно голубыми, по словам мужа, глазками, грациозно вешаюсь на шею, только завидев его, выруливающего из-за угла. Тянусь к любимым горячим губам с жадным поцелуем. Ловлю тяжелый, мученический вздох и тихий смех.
— Не прокатывает! — шепчет Артем. — Но подкат засчитан.
— А раньше прокатывало, — дую губы, запуская пальчики в идеально уложенную шевелюру любимого.
— Раньше ты не была на шестом месяце. Куда ты собралась? — обнимает мою бесформенную талию Стельмах и хитро поглядывает, ухмыляясь. Все так же жутко соблазнительно и невероятно провокационно. Вот только третья беременность — это вам не шутки, кстати, опять неожиданная. Артем долго смеялся и причитал, что, похоже, нам придется вообще исключить секс из жизни, если к его пенсии не хотим нарожать свою футбольную команду.
— Никуда. Просто, думаю, дай выгоню свою девочку из гаража, а то стоит там, света дневного не видит, — бурчу себе под нос, — скучает, наверное, по мне…
— Врать ты тоже не умеешь, — щелкает по носу негодяй, — до сих пор. У нас Майя уже правдоподобней сказки сочиняет. Где, кстати, наши зеленоглазые бандитки?
— Полчаса назад разносили твой кабинет…
— Алия, — рычит на меня сквозь зубы. — Ну, я же просил…
— А я что поделаю?! Наделал вон своих маленьких, упертых копий. Сам и разбирайся!
— Пуся приехал, — выглядывает из кабинета Артема Майя.
— Папуся… — следом за ней высовывает свой курносый носик наша младшенькая “бандитка”.
Улыбка у муженьки от уха до уха, когда через всю огромную гостиную к нему в объятия, топоча ножками, летит Милли. Хохочет и усердно тянет ручонки. Наша маленькая кудрявая зеленоглазка. Малышка наша. За ней следом, поскакивая, идет Майя, чтобы обнять отца, по которому дочурки за день успевают ужасно соскучиться. Собственно, как и я. Вот думаю, тоже с визгом на руки заскочить, что ли?
Но мне снова остается только любоваться ими и вздыхать. Вот опять. Второй ребенок, и тот папин до мозга костей. Такая же черноволоса, как Майя и Артем, и такая же зеленоглазая. Я вообще где была в момент зачатия, непонятно.
— А-а-а, моя проказница, — подхватывает на руки дочь Артем и до хохота зацеловывает пухленькие румяные щечки, второй рукой обнимает вцепившуюся в него Майю.
— А мумуся котела поекать в мазин, — сдала с потрохами мамусю Милли.
— Вот об этом я и говорю.
— Да ладно, сын родится голубоглазым блондином. Точно тебе говорю, — смеется Артем, целуя меня в надутые губы.
Конечно, все мои обиды и дутки — просто глупости, игра, потому что в сердце столько тепла и любви! Смотрю на нее, на мою крутую, неугомонную, шебутную семью и кайфую! Могла ли я о таком мечтать еще три года назад? Нет. Но, тем не менее, мы сейчас здесь, меня носит на руках любимый, мой идеальный мужчина, который ради своих девчонок мир перевернет, если понадобится. Моя защита и опора.
Правда, иногда до сих пор Стельмах любит включать “взрослого” — как я это называю — и отчитывать меня, как ребенка. Например, вот как сейчас: с машиной, за руль которой с пятого месяца беременности он меня просто не пускает, но это мелочи. Приятные мелочи, после которых я только еще больше убеждаюсь в его чувствах.
Отец — Артём Стельмах — это особый кайф. Нужно было видеть, какие испуганные глаза были у него, когда ему в руки, в роддоме, дали малышку Милли. Он так трясся от страха, что я потом еще долго смеялась и припоминала эту его “слабость”, а он дулся и обижался. Но день ото дня терпеливо вникал во все премудрости отцовства и, как и обещал, был со мной рядом все последние месяцы беременности и первые жизни Милли. Подскакивал ночами, когда ребенок плакал, качал, гулял, купал и попутно успокаивал меня, когда девчонки с истерикой “в унисон” доводили меня до слез. Майя в первые недели после появления сестренки немного закрылась, мама говорит, что это детская ревность, потому что малышка привыкла получать все внимание исключительно себе, а тут придется делиться. Но, правда, после пары бесед с отцом мышка оттаяла, а сейчас девчонки не разлей вода. И даже, несмотря на то, что мышка у нас уже пошла в первый класс, иногда шкодничает похлеще сестры. За что уже и люлей от Артема получает, как взрослая. Правда, это не мешает им любить друг друга до потери пульса.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
