Нас с Батуриным-комбатом Взял к себе на Нарев Батов. Ну а это не Горбатов, Не жалел бойцов штрафбата.
Для него штрафник — портянка. Он только тех освобождал, Кто ранен, кто погиб под танком, А остальных на гибель гнал!
Честно говоря, я побоялся, что этот стишок может дойти до комбата, а то и до самого командарма Батова, и тогда найдут авторов, и несдобровать им, а может, и кому-то из нас, их командиров. Ведь каждому понятно, что в армии, тем более на фронте, да еще в среде штрафников, какая-либо критика, обвинение начальников могли закончиться плачевно.
После войны авторы многих публикаций стремились показать, что штрафники обречены стать смертниками, что штрафбаты, как и армейские штрафные роты, были подразделениями, предназначенными на гибель. За все время, которое пришлось мне пройти с боями в составе штрафбата, этот наревский период был почти единственным, который мог бы подходить к этим суждениям. И сами штрафники вправе были так думать, видимо, тот злой стишок также выражал мнение штрафных офицеров и о своем комбате, и о генерале Батове, а те, кто пойдет после штрафбата в войска, не преминут это мнение «рассекретить».
Не мне судить о полководческих и других талантах генерала Батова, поэтому приведу суждения о нем крупных военачальников. В книге «Солдатский долг» один из Маршалов Победы, К.К. Рокоссовский, писал, что еще в декабре 1943 г. П.И. Батов «…недоглядел, что враг подтянул крупные силы против правого фланга армии, хотя мы его об этом предупреждали. Спохватился командарм, когда гитлеровцы смяли часть правого фланга и начали выходить в тыл основной группировки войск армии… Увлечение командарма легким продвижением войск без достаточной разведки и игнорирование предупреждений штаба фронта о нависшей опасности обошлось дорого: мы потеряли значительную территорию на очень важном для нас направлении…»
Надо считать, и «зряшных» людских потерь там было немало. У маршала Рокоссовского много раз отмечаются положительные качества Батова, но выделяются и его слабые места:«…отсутствие надлежащей разведки, недостаточное внимание флангам и некоторая самоуверенность, приводящие к большим и чаще всего — неоправданным потерям».
Еще одну большую цитату из «Солдатского долга» напомню читателю. Мнения маршала Рокоссовского хотя бы частично раскрывают сложный характер Батова. Вспоминая о действиях его армии в наступательной операции «Багратион», в той же книге Константин Константинович писал:
«65-я армия, не встречая в Беловежской Пуще особого сопротивления со стороны противника, вырвалась вперед и тут попала в неприятную историю. Не обеспечив фланги, армия была атакована с двух сторон частями двух немецких танковых дивизий. Они врезались в центр армии, разъединили ее войска на несколько групп, лишив командующего на некоторое время связи с большинством соединений и управления ими. Командование фронта послало на выручку стрелковый корпус и танковую бригаду. Положение было восстановлено. Но Павел Иванович пережил тяжелые минуты».
А вот что писал в своих «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Г.К. Жуков:
«Если разведка не сумела дать правильные сведения или если при их анализе допущены погрешности, то и решения всех командно-штабных инстанций неминуемо пойдут по ложному направлению».
Похоже, я несколько тенденциозен в выборе цитат из этих книг, хотя считаю это и оправданным. Даже как-то странно: ведь боевой опыт у генерала, дважды Героя Советского Союза, огромный. Он воевал в Испании, участвовал в финской войне. Но почти всю Отечественную Павел Иванович прошел командующим одной и той же армией и ни разу не был повышен в должности. Да и армия не стала ни гвардейской, ни ударной… Это что-то значит?
А вот цитата из книги самого генерала Батова «В боях и походах» о событиях на Наревском плацдарме: «4 октября… враг внезапно перешел в наступление… Почему немцам удалась внезапность? Танковая группировка врага в составе трех дивизий нанесла удар из глубины… Налицо был просчет нашей разведки. Немецкие танки широким фронтом вышли на наши заминированные участки. Но… ни один не подорвался. Оказывается, саперы противника обезвредили наши мины. И этого разведка не обнаружила».
Это в который раз на те же самые грабли? Сколько же людей погибло именно из-за просчетов разведки, кто это подсчитывал?! Ну а слова о том, что «саперы противника обезвредили мины», заставляют задуматься еще раз: почему же саперы армии Батова не сумели обезвредить мины перед нашим наступлением, и только противопехотные? Или эту идею подсказал впервые оказавшийся вблизи боевой обстановки наш новый комбат Батурин? А может быть, гибель какой-то сотни штрафников — мелочь по сравнению с жертвами плохой разведки 65-й армии?
Мне снова захотелось обратиться к воспоминаниям Александра Васильевича Горбатова, где он рассказывает, как в операции «Багратион» в ночь перед наступлением «…под шум и грохот бомбежки наши труженики-саперы проделали сотни проходов в минных полях и проволочных заграждениях для пехоты, работая в непосредственной близости от противника зачастую под пулеметным и оружейным огнем».
Ну а если в нашем случае мины были действительно «неизвлекаемыми», то мысль возвращается к танкам-тральщикам, которые за считаные минуты справились бы с проделыванием проходов. Как показалось мне тогда, офицеру всего-навсего ротного масштаба, а теперь, спустя много лет, я уверен, что такое простое решение могло бы прийти в голову и комбату, и комдиву, а тем более командарму. Но почему-то не пришло.
Наверное, заслуженно ни Батурин, ни Батов не удостоились того, чтобы штрафникам «пришло в голову» между собой называть их, как Горбатова и Осипова, душевным именем Батя, хотя фамилии и Батова и Батурина начинались со слога «Бат», созвучного с этим теплым словом Батя.
Вот еще один документ, большая статья известного журналиста Эдуарда Поляновского «Солдат Победы Жуков», опубликованная накануне 50-летия Победы, 11 апреля 1995 года в «Известиях». Речь в ней идет не об известном всему миру маршале, а о безвестном солдате с такой же фамилией. Упоминается в ней и имя Павла Ивановича Батова. И вот в связи с чем.
В 1946 году некто полковник Житник, начальник штаба соединения, входящего в подчинение П.И. Батова, пользуясь тем, что он, Житник, давно знаком лично с генералом, составляет «оправдательные документы» на вывоз из Германии непомерного количества личных вещей и заверяет их печатью и подписью «Генерал-майор Житник», т. е. своей фамилией, но с мнимым званием. «Генерала» пограничники разоблачают и дело передают в прокуратуру. Дело запахло трибуналом. Спасает жулика Батов. Вот его резолюция: «Полковника Житника оставить в кадрах Красной Армии. Направить в Академию им. Ворошилова в первую очередь».
Ничего себе! Вместо трибунала — в самую престижную академию, да еще в «первую очередь»! Такую бы заботу во спасение штрафников-офицеров и своих солдат в бою! Сколько бы жизней было спасено тогда! Этому протеже Батова через 6 лет, в декабре 1952 г., командующий Белорусским военным округом маршал Тимошенко дает убийственную характеристику: «Ведет себя как опереточный артист. Очень легкомысленный и высокомерный. Наглый врун. Доверять важные дела нельзя. Должности не соответствует». Тогда генерал Батов уже отошел от руководящих постов в Вооруженных силах, и не в его компетенции было противостоять маршалу Тимошенко. Полковника Житника увольняют в запас за дискредитацию звания офицера.
