Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 155
Делаэ относит эту сцену к старым добрым временам, когда интеллектуальный террорист Шарлевиля готовил свой «коммунистический манифест», но нет оснований предполагать, что Рембо имел в виду социалистический коллектив. Его комментарии можно легко принять за отрывок из Les Paysans («Крестьяне») Бальзака. Для Рембо, как и для Бальзака, именно революция разрушила сельскую местность. Будущее – будущее Рембо – было сейчас за имперским капитализмом.
Чувствуя, возможно, что это будет его последняя возможность, Делаэ наконец задал главный вопрос: «Итак, значит, больше никакой литературы?»
Объяснения Рембо, видимо, были трудны для понимания Делаэ, и он позже признался, что ему не удалось понять ответ.
«Он покачал головой, издал тихий смешок, полуудивленный, полураздраженный, как если бы я спросил его: «А ты еще гоняешь палкой обруч?» Затем ответил просто: «Je ne m’occupe plus de da» («Я не имею с этим ничего общего»)[658].
Пророки часто отказываются от интервью и, как правило, цепляются за какую-нибудь неточность в вопросе. «Литература» не то же самое, что творчество. Она использовалась для обозначения «пишущего мира», «сообщества писателей». Верлен считал ее антонимом «поэзии». Позже, в тех редких случаях, когда Рембо упоминал свое прошлое, его отвращение было почти всегда направлено против той убогой жизни, которую он вел как поэт, а не против самой поэзии. Ответ, который он дал Делаэ, в большей степени напоминает фразу в письме от октября 1875 года со ссылкой не на свои стихи, а на Верлена: «Je n’ai plus d’activité à me donner de ce côté-là à présent». («В этой области не бывает ничего выдающегося с деловой точки зрения»).
Не будучи спрошенным, он дал аналогичный ответ однажды вечером тем летом в Шарлевиле. Он отправился в город, чтобы заказать костюм. Дав указание портному отправить счет матери, он зашел в кафе и встретил старых школьных друзей. «Огромное расстояние лежало между ними: загорелый колонист, вытянувший под столом длинные ноги, отдыхал, как спортсмен, который знает, как сберечь энергию, и его друзья, с их причудливыми тросточками, шляпами-котелками и с животиками, беременные респектабельностью.
Эрнест Мийо поздравлял Луи Пьеркена по поводу приобретения некоторых книг, изданных Лемерром. (Лемерр был издателем парнасцев, чью витрину Рембо жадно рассматривал во время своей второй поездки в Париж.) Услышав это, Рембо нарушил свое молчание: «Покупка книг, особенно книг таких, как эти, – это полная нелепость. У вас есть котелок на плечах, который может вполне заменить все эти книги. Единственное, для чего годятся эти книги, – это прикрыть облупившуюся штукатурку на стенах!»
Весь оставшийся вечер он был необыкновенно весел – слишком жизнерадостен.
В 11 часов он покинул нас навсегда»[659].
Возвращение Рембо на юг весной 1880 года началось неудачно. Несмотря на свои жалобы на северную болотную лихорадку, он довольно нежно привязался к ферме, как птица к своему ежегодному месту гнездования, птица, которая улетает зимой на север. В своем следующем письме (в мае 1880 г.) он осведомлялся о Le père Michel (Папаше Мишеле) – слуге и другом персонаже фермы по имени Cotaîche (Котеш) – лошади. Его воинственное высказывание о книгах, возможно, было провозглашением поэтической свободы, но и вполне могло быть высказыванием фермера, для которого книги – это оправдание безделья.
Теперь было ясно, что на ферме Рембо никогда не будет предоставлена полная свобода действий. Установив матримониальную традицию, мадам Рембо решила, что ферма перейдет к Изабель. Мать Артюра Рембо, как правило, не позволяла изменений в биографии своего сына, за исключением самого конца. Но дни отправки полиции за беглецом давно миновали. Витали Рембо было двадцать девять, когда родился Артюр. Теперь ей было пятьдесят четыре, и она стремилась обеспечить себя предсказуемым будущим. Фредерик оказался ни на что не годным, и настало время, чтобы из Артюра вышло хоть что-нибудь. На его вопрос: «Хотели бы вы, чтобы я вернулся?» – очевидно, был дан отрицательный ответ.
Рембо добрался до Александрии в марте 1880 года, ему не удалось найти работу, и он снова отплыл на Кипр в конце апреля. Строительная компания разорилась, но рекомендации Рембо были настолько хороши, что британские власти дали ему работу надсмотрщика за строительством летней резиденции нового губернатора на вершине горы Троодос («дворца», как он его называл)[660].
Большую часть мая он провел один на один с британским инженером в деревянном бараке на высоте 2000 метров над уровнем моря в сосновом лесу. Несмотря на «здоровый» воздух, он страдал от сильного сердцебиения. Жара больше не была проблемой: «На этой высоте есть и будет еще в течение месяца неприятно холодно. Идут дожди и град, и ветер достаточно силен, чтобы сбить с ног. Мне пришлось обзавестись матрасом, одеялами, купить пальто, сапоги и пр., и пр.».
Как только 22 мая прибыла первая партия из пятидесяти рабочих, он начал искать новую работу. Он написал матери, прося выслать две книги: Le Livre de poche du Charpentier (руководство по плотницким работам) и исчерпывающее иллюстрированное руководство для лесопильных заводов. Там, где Делаэ, возможно, видел темный, романтический лес, Рембо видел пиломатериалы.
Его лапидарные фразы, списки, подчеркивания «и пр. и пр.» были признаком растущего нетерпения. Он был раздражен своей загадочной болезнью, несчастен со своим британским коллегой и злился на все – необходимость всюду путешествовать верхом на лошадях, стоимость продуктов питания, воющий ветер и время, которое потребуется на доставку книг. Удивительно, когда он писал домой в воскресенье 23 мая, он поднял страшный призрак вопроса о военной службе. Он решил пойти и уладить вопрос с французским консулом (который оказался близким другом молодого Бодлера), «и пустить все на самотек». Это было, как если бы он хотел быть репатриированным.
4 июня он снова написал и сообщил, что погода улучшилась и что он намерен уйти через несколько дней «в компанию строительного камня и извести, где я надеюсь заработать немного денег».
Именно тогда, когда он колебался между Европой и Африкой, и разразилась некая катастрофа.
Незадолго до 17 июня 1880 года «производитель работ, нанятый для надзора»[661], спускался с горы Троодос, двигаясь по лесу быстро и бесшумно.
Ближайший порт Лимассола находился в 43 километрах к востоку. Когда он достиг подножия горы, температура стала подниматься. Внизу в заливе стоял корабль, совершающий плавание в Египет.
Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 155
