Нам довелось увидеть немало отталкивающих сцен. Два человека пытались стащить поножи с погибшего рыцаря, поножи оторвались вместе с ногой, тогда они перевернули металлический раструб и вытряхнули из него плоть, кровь и экскременты. Когда с другого мертвеца сняли шлем, обнаружилось, что он задохнулся в своей блевотине. Обе стороны не собирались брать пленных, а потому тело врага стоило ровно столько, сколько удастся содрать с него, будь то кольцо, найденное среди обломков раздробленных пальцев, или золотой талисман на цепочке, вдавленный стальной броней в грудь.
Повсюду валялись тела погибших в разбитых, изуродованных металлических клетках, а между ними по черной земле, посверкивавшей кристалликами льда, текли реки крови, так что многие оступались, оскальзываясь. Постепенно, примерно через четверть часа, стало ясно, что йоркисты поддаются. У них ведь было меньше людей, и по мере того как погибали передние бойцы, полководцы королевы могли замещать своих павших быстрее, причем сзади на них давила большая масса народа. Однако воины Эдуарда помнили: им надо продержаться; со стороны дороги, шедшей справа вдоль гребня холма, к ним еще до ночи, а то и раньше должна прийти подмога. Вероятно, офицеры королевы тоже об этом знали, и в тот момент, когда силы противников еще казались равными, герцог Сомерсет, тот самый, с которым мы в свое время познакомились в Гиени, возле Кале, возглавил атаку на левый фланг короля Эдуарда, выскочив из засады, таившейся до тех пор в лесу в излучине речки Кок Бек.
Эдуард приказал войскам из резерва прикрыть левый фланг. К сожалению, этот отряд тут же был разбит конным резервом королевы. Солдаты обратились в бегство вверх по течению ручья, в южном направлении, конники королевы устремились вслед за ними, и ни тех ни других нам больше не довелось увидеть. Многие сочли поражение Эдуарда неизбежным, но он продолжал ободрять своих воинов и столь отважно бился рядом с ними, с таким искусством рассчитывал момент, когда следовало послать подкрепление туда, где в нем особенно нуждались, что ему удалось удержать фронт.
Эдуард показал себя истинным полководцем. Юный Александр вряд ли бы справился лучше. Король знал, что главное для него сохранить строй. Если строй сломается — не важно, прогнется ли вовнутрь или выпятится вперед, — это существенно ослабит оборону. Левый фланг Эдди отступал, разворачиваясь лицом к лицу с отрядом Сомерсета, так что Эдди требовалось развернуть и правый фланг и таким образом выровнять ряды. Со стороны правого фланга армия королевы была намного слабее, поскольку воины были утомлены подъемом на холм и устрашены видом пушек. Ему нужно было принудить их отступить хотя бы на пятьдесят ярдов, и он спасен.
Эдуард вновь разъезжал верхом на Генете — вся эта похвальба насчет того, что в следующий раз он сядет на коня, только чтобы въехать в ворота Йорка, была, конечно, пустой бравадой, гораздо важнее было лично убедиться, что все идет по плану. Итак, Эдди галопом подскакал к нам, обдал нас брызгами снега и грязи, залепив Али единственный глаз, и обратился прямо ко мне.
— Гарри-Гарри! — воскликнул он. — Вы можете оказать мне услугу и отплатить добром за все, что я сделал для вас. — Он говорил поспешно, опасаясь, вероятно, что попытка свести баланс взаимных любезностей может оказаться не в его пользу. — Будьте другом, приготовьте арбалеты, и пусть мои ребята пальнут разок по тем ублюдкам.
Не стоило признаваться, что я заплатил сержанту как раз за то, чтобы арбалеты оставались нетронутыми. Я заикнулся было, что это отнюдь не грубое военное оружие, а изящное, изысканное произведение искусства, предназначенное исключительно для церемониала устроенной по всем правилам этикета охоты, но Эдди тут же посулил удавить нас всех нашими же кишками и отрезать нам яйца. Да и стоило ли вступать в пререкания? Солдаты куда охотнее слушались своего короля, чем какого-то чернокожего, путавшегося у них под ногами.
Потребовалось примерно десять минут, чтобы распаковать арбалеты, разобраться, где стрелы от каждого из них, направить арбалеты на врага, а тем временем воины королевы, находившиеся прямо перед нами, приободрились при виде успеха на другом фланге, сообразили наконец, что пушки бездействуют, и отважно двинулись вперед.
Оставалась еще одна проблема: на линии выстрела, между нами и неприятелем оставались ряды йоркистов, примерно пять сотен человек. Эдди помчался к ним, приказал одним лечь на землю, другим бежать прочь, а затем и сам отъехал в сторону на своем жеребце. Я уже начал ощущать азарт боя, я стоял в начале линии арбалетчиков, нацеливавших оружие, поражавшее прежде лишь крокодилов и птиц, я занес свой ятаган над головой и, дождавшись кивка Эдди, резко опустил ятаган.
Арбалеты зазвенели, защелкали, стрелы свистели и пели. Маленькая стрела угодила вражескому вождю точно между в отверстие забрала и воткнулась ему в глаз, а самая большая стрела, из того огромного арбалета, который нужно было взгромождать на спину воину, пронзила со спины насквозь двух йоркистов и пришпилила их к двум стоявшим перед ними противникам. Арбалетчики продолжали стрелять уже без моей команды, и ряды врагов дрогнули, рассеялись и обратились в бегство вниз по склону холма».
Али поднял глаза, оторвавшись на миг от посла-
— Один из беглецов набросился на Эдди и едва не прикончил его своим мечом. К счастью, все это происходило прямо у нас на глазах, и я тут же подоспел на помощь с моим маленьким кинжалом, который я хранил в набедренной повязке под шубой и накидкой. Я прошел хорошую выучку у последователей Горного Старца, и мне не требовалось подкреплять свой дух гашишем — я сразу же воткнул острие между третьим и четвертым ребром этого парня. За это Эдди пожаловал мне после битвы, усадьбу Торни-Хилл в графстве Гемпшир, но я слыхал, что земля там скудная и крестьян мало, так что даже не стал заезжать в те места.
Он потер здоровый глаз и вернулся к письму.
«Итак, события, произошедшие на обоих флангах, привели к тому, что фронт развернулся и теперь ряды противников растянулись уже не по линии восток — запад, а по линии северо-восток — юго-запад, причем гребень холма и дорога оказались в руках йоркистов. Вскоре подоспел отряд герцога Норфолка, они подошли с юга по главной дороге, с ходу врезались во фланг противника и отрезали королеве путь к отступлению по дороге на Йорк и Тэдкастер. Им оставалось лишь бежать в лес Реншо, куда они и устремились всем скопом, в результате чего ущелье превратилось для них в западню.
Река разлилась, последние два дня шел снег, и тут же, едва коснувшись травы, таял, ручейками сбегая в реку и пополняя ее воды. Теперь вместо узкого ручейка по ущелью несся широкий, грозный поток.
Люди натыкались на деревья и кусты, им преграждала путь река и тела тех, кто упал и не мог уже подняться. Они погибали здесь сотнями и тысячами, многие пали от ударов своих же соратников задние убивали передних в тщетной попытке расчистить себе путь. Вода густо окрасилась в красный цвет, даже на следующий день река Уорф, притоком которой является Кок Бек, текла кровью.
По приблизительным подсчетам в этой битве участвовало девяносто тысяч человек, из них двадцать восемь тысяч осталось на поле боя и примерно вполовину меньшее число умерло позже от ран. Нам говорили, что это величайшая из битв, когда-либо имевших место в Ингерлонде, что никто не припомнит такого количества погибших. Сомневаюсь, чтобы подобное число жертв могло в другой раз пасть на английской земле.
