его посредничества, пообещав мне платить столько же, сколько платил ему. Я отказалась. Думала, что он от меня отстал, но вчера он пришёл в кофейню и начал меня шантажировать. Якобы ему поступил новый заказ и без меня он невыполним. Я снова отказалась. Тогда он потребовал, чтобы за его молчание в качестве отступных я каждый понедельник отдавала ему дневную выручку кофейни. Иначе он обо всём расскажет тебе и Ван дер Ваалу.
Девушка замолчала. Смотрела на свои, лежавшие на коленях, переплетённые кисти рук. Сжимала холодные пальцы. Они дрожали и согреваться не желали.
Молчал и Кэптен.
Ника вздохнула:
— Адриан…
Он остановил её нетерпеливым жестом руки:
— Как давно ты занималась подделкой бумаг?
Она молчала. Если бы и знала, сколько лет криминальная семейка занималась всякого рода преступной деятельностью, то всё равно бы не сказала.
— Госпожа Маргрит знала?
— Наверное, знала. Она постоянно повторяла, что я должна слушаться брата, не перечить ему и делать всё, что он скажет. — Адриан, какая теперь разница? Всё в прошлом. Я давно не делаю ничего дурного.
Ван дер Меер с силой потёр лицо:
— Если бы Якубус был живой, ты бы продолжала заниматься этим, — не сомневался, утверждал.
Ника почувствовала, как глаза наполняются слезами:
— Он умел заставить. Был бы живой, не было бы кофейни и гостевого дома, а я была бы замужем за банкиром.
— Почему не рассказала мне раньше?
Опустив глаза, Ника молчала.
— Руз, почему?
От его резкого возгласа она вздрогнула. В один миг мужчина отдалился, стал чужим и жёстким. В укоризненном тоне слышались нотки разочарования.
— Боялась, — прошептала она на полувздохе.
— Меня боялась? — эмоции на его лице стремительно сменяли одна другую: за потрясением последовала досада. Раздражение сменилось горечью.
— Боялась потерять тебя во второй раз. Я люблю тебя, — произнесла чуть слышно.
Адриан болезненно поморщился:
— Что ты ответила Готскенсу? Отказалась платить?
— Сказала, что подумаю, но да, платить я не собиралась.
— Значит, Готскенс, — сказал Кэптен уверенно. — Кто ещё знает о вашем разговоре?
— Никто.
— Прислуга могла слышать?
— Никого рядом не было.
Ван дер Меер забрал оружие, плащ, надел шляпу. Посмотрел на Нику тоскливым взором:
— Руз, как ты могла? После всего сказанного, я не могу… — на его шее дёрнулся кадык. — Между нами ничего быть не может.
Его серые глаза потемнели, смотрели на компаньонку внимательно, настороженно. В их тьме вспыхивали и рассыпались искрами тревожные огоньки. Руки подрагивали.
У Ники остановилось сердце: теперь точно всё. Отчаяние тянуло ко дну омута, в который она только что прыгнула по собственной воле. Стало невыносимо больно от бессилия, от горечи, от осознания того, что она ни в чём виновата, но вынуждена расплачиваться за чужие грехи.
Ван дер Меер уходил. Уходил, не глядя на неё, не оборачиваясь. Уходил, чтобы вернуться расчётливым деловым партнёром, внешне спокойным, безразличным и невозмутимым, вернуться чужим.
* * *
Пока он шёл к двери, Ника шла следом, сверлила его спину горячечным взором. Как сказать ему, что она не Руз? Она подделала один документ, только один! У неё не было иного выхода. Да, она совершила ужасный поступок, усложнила чью-то и без того нелёгкую жизнь.
Кэптен взялся за ручку двери, и Ника оттолкнула его руку, протолкнулась между ним и дверью, мешая открыть створку. Вместо слов признания вырвалось:
— Честный, да? Правильный? Легко осудить другого, а вот выслушать его и понять сложно, да? Что ж ты тогда вмешался у канала, не дал мне утонуть и сам…
— Руз, достаточно, — оборвал он её, глядя из-подо лба. — Ты знаешь, как всё произошло. Если бы Якоб не достал дагу, я бы спас и его. Однажды я простил тебя, поверил, что ты всего лишь один раз пошла против своей совести, — он тяжело вздохнул и попытался аккуратно отстранить её от двери. — С моей стороны было большой ошибкой поверить тебе снова.
Держась за дверную ручку, Ника всем телом навалилась на створку. Как утопающий хватается за соломинку, выкрикнула:
— Я ничего не делала! Я не Руз!
Торопливо заговорила:
— Руз умерла. Она зацепилась о половую щётку, упала, ударилась головой и умерла. Я тоже умерла в своём времени, меня убили, и непонятно как я очнулась в теле вашей Неженки. Я Ника, Вероника, мне двадцать три года, я жила в другой стране, в другом времени. Моя душа заняла тело вашей Руз.
Мужчина натянуто улыбнулся со смесью жалости, снисхождения и презрения, и Нику прорвало:
— Не смотри на меня как на полоумную! Я говорю правду! Я другая, не Руз, и ты это заметил. Я знаю больше, чем должен знать человек, рождённый в вашем времени. Для меня ваша жизнь — далёкое прошлое, история, я родилась в двадцать первом веке. Можешь себе представить? Для тебя это было бы равносильно вдруг очутиться в пятнадцатом веке!
Кэптен вновь попытался отстранить девушку от двери, но она не позволила. Поморщившись от боли в плече, невольно прижала ладонь к шее и тут же снова схватилась за ручку двери, блокируя её — плевать на боль!
Заговорила сдавленным, сердитым голосом:
— Нет, ты не уйдёшь, пока не выслушаешь меня до конца. Я больше не стану это держать в себе. Скорее всего, ты мне не поверишь, но выслушать будешь вынужден. Отойди от двери!
Лучший способ защиты — нападение. Сложный низовой лесной пожар останавливают пущенным встречным огнём. Так и Ника, дав волю эмоциям, слова и выражения не подбирала. Сжигала прошлое и настоящее. Жгла за собой мосты. А там — будь что будет.
Кэптен сдался. С видимым недовольством отошёл вглубь комнаты. Слушал.
Ника так и осталась стоять, подпирая спиной створку.
— Когда я поняла, в какую низкую и безнравственную семью попала, то попробовала изменить ситуацию, но не смогла противостоять Якубусу. Он ужасный, бесчестный, подлый, он игрок! При первой же попытке перечить ему, он меня ударил. Он не раз бил Руз. Впрочем, её мать тоже не брезговала рукоприкладством. Рука у госпожи Маргрит была тяжёлая.
Девушка передёрнула плечами, вспомнив, чем закончилось её последнее избиение:
— Потом Якубус угрожал засадить меня в психушку Сальпетриер в Париже.
— Питье-Сальпетриер, — поправил Ван дер Меер, произнеся название больнички на французский манер.
Ника кивнула:
— Да, туда, — не спускала с мужчины настороженных глаз. — А когда он приказал мне усыпить тебя, я решила избавиться от него. Дальше ты знаешь. Потом его место заняла госпожа Маргрит. Она не заставляла меня подделывать подписи, но собралась отдать в жёны банкиру. Отдать двадцатилетнюю девчонку семидесятилетнему старику! — фыркнула возмущённо. — Когда и тут всё пошло не по её плану, она взяла кредит