другой путь, иначе нас сметут, это лишь вопрос времени.
— Что-то я не совсем понимаю, Бахрам-бхай.
— Это означает, что нам надо найти свой собственный путь. Мы должны вести дела там, где переменой законов нас не оставят за бортом.
— Это где же?
— Не знаю. Может, в самой Англии. Или еще где в Европе. А то и в Китае. — Бахрам хитро улыбнулся. — Наверное, мы смогли бы обустроить свое собственное государство. Совсем маленькое. Когда денег много, это вполне возможно.
Задиг расхохотался:
— Выглядит подстрекательством к бунту!
— Неужто? — удивился Бахрам, усмехнувшись. — Вздор! Я верноподданный ее величества…
Закончить он не успел, потому что дверь распахнулась и на пороге возник запыхавшийся Вико.
— Патрон, только что был посыльный от Уэтмора. Созывают собрание. Срочно!
21 марта.
И вот опять, милая Пагли, я продолжаю прерванное письмо, однако ничуть не жалею о том, что мне помешали, ибо помеха была необыкновенно желанной! Скажу только, что вскоре после того как открыл дверь, вместе с Чарли Кингом я очутился в лодке, направлявшейся к Французскому острову!
Этот внушительный кус земли, располагающий холмами и возделанными долинами, лежит за островом Хонам по направлению к Вампоа. Иностранное кладбище обустроено на лесистом склоне, неподалеку от берега. Тихий уголок этот составляет контраст суете на реке, до которой меньше мили. Рядом с кладбищем бежит ручей в обрамлении высоких деревьев, бросающих тень на могилы. Окутанная грустью картина напоминает о сельских пейзажах Констебля: из высокой травы выглядывают обросшие мхом покосившиеся надгробья. Горестно читать их надписи, ибо жизнь тех, кто под ними лежит, оборвалась на заре, и я не мог отделаться от мысли, что я уже старше большинства из них.
Могила Перита одна из немногих ухоженных — Чарли платит местному селянину, чтоб за ней приглядывал. Когда мой друг возложил цветы и, преклонив колени, прочел молитву, я заметил слезу, скатившуюся по его щеке.
Все, больше не буду о том говорить, иначе опять расплачусь; добавлю только, что сцена эта была невероятно трогательной, и я, не имея сил сдержаться, промочил свой платок насквозь.
На обратном пути Чарли неумолчно говорил о своем покойном друге, и я понял, отчего он так привязан к Китаю. Могила Перита стала якорем, удерживающим его в этой стране. И это одна из многочисленных причин, по которым он считает китайцев не обособленной, но самой обычной нацией со всеми присущими ей человеческими достоинствами и недостатками, однако, уверен он, пользоваться слабостями ее безвольных представителей непорядочно. Самое ужасное, говорит Чарли, что китайцы видят неразрывную связь между опием и христианством, и виноваты в том иноземные купцы. Поскольку многие поставщики зелья громогласно клянутся в своей набожности, жители Поднебесной, естественно, делают вывод, что торговля опием ничуть не противоречит христианским заповедям. Нестерпимо горько, что языческий нравственный принцип оказывается выше христианского.
Когда Чарли о том говорил, лицо его болезненно кривилось, и я не ошибся, предположив, что он встревожен недавними событиями.
В нашем с Джаквой столь счастливом затворничестве я почти ничего не знал о происходящем в Городе чужаков, но даже если бы постоянно бывал на людях, вряд ли что-нибудь изменилось бы, ибо меня не причислишь к категории «серьезных персон». Чарли же, поскольку он член Совета, пребывает в самой гуще событий. Рассказ его о последних перипетиях стал для меня полным откровением (не скрою, милая Пагли, меня весьма взволновало, что я избран конфидентом в столь важных делах).
Оказывается, Торговая палата получила указ новоявленного комиссара, в котором тот требует сдать весь опий, хранящийся на кораблях, и поклясться покончить с его контрабандой в Китай. Ясное дело, Совет взвился, поскольку у многих его членов огромный груз опия, а они не из тех, кто безропотно расстанется с непомерным богатством, повинуясь какому-то указу, пусть даже составленному в жестком тоне. На последнем заседании Чарли попытался убедить коллег, что временные потери быстро окупятся торговлей иными товарами, и примером тому его собственная фирма, показавшая всему свету: можно получить существенную прибыль, не связываясь с опием.
Но, конечно, ослепленному деньгами ничего не докажешь. Совет грубо отмахнулся от Чарли и решил последовать предложению мистера Дента направить ответное письмо: дескать, Палата внимательно изучит указ комиссара, но вопрос этот серьезный, требующий больше времени на рассмотрение, исследование, консультации и прочее.
Чарли был категорически против письма, но так сложились неблагоприятные обстоятельства, что ему пришлось войти в состав делегации, доставившей депешу в Консу. Дело в том, что Чарли и мистер Уэтмор, председатель Палаты, земляки, оба из Бруклина. Они знакомы с детства, их семьи дружили. Уэтмор всегда симпатизировал Чарли и старался всячески ему помочь. Вот почему тот не мог отказаться, когда Уэтмор попросил сопроводить его в Консу.
Там их встретили Хоуква, Моуква и другие купцы китайской гильдии, включая Панхикву, кого наконец-то освободили. Скрепя сердце посланники ознакомили своих давнишних друзей с ответом Палаты, но их переживаниям не сравниться с потрясением и горечью, какие охватили китайских купцов.
Конечно, все они прожженные дельцы, но, видимо, чересчур понадеялись на своих зарубежных приятелей и убедили себя, что те непременно учтут большую опасность, грозящую китайским коллегам. Осознание того, что Палата, по сути, игнорирует срок ультиматума, их ошеломило. Они не сомневаются, что комиссар устроит показательную казнь членов гильдии, и не могли поверить, что чужеземцы подвергают риску их жизни ради суммы, ничтожной по сравнению с прибылью, полученной ими за все это время. Зрелище тяжкое, сказал Чарли, но всего ужаснее было видеть горе их сыновей и сподвижников, которые плакали, не стесняясь своих слез.
Словно всего этого было мало, делегацию препроводили на встречу с мандаринами. Сам комиссар не присутствовал, только его доверенные лица и заместители, которых ответ Палаты тоже потряс. Моментально разгадав намерение увиливать и затягивать время, они предупредили чужеземцев, что с комиссаром Линем подобная тактика не пройдет. Затем делегатов подвергли допросу, но обходились с ними учтиво, а по завершении встречи даже преподнесли в подарок чай и шелк!
Чарли считает, что это лишний раз подчеркивает безукоризненную позицию китайцев, требования которых невелики и вполне разумны: чужеземные купцы должны сдать имеющийся опий и отказаться от его контрабанды впредь. А вот поведение иностранцев совершенно дискредитировало их заявления о принадлежности к высшей цивилизации, хотя они прекрасно знают: попытайся китайцы тайком ввезти опий в их страны, контрабандистов тотчас отправили бы на виселицу.
Однако не все потеряно — на пепелище дня Чарли удалось одержать маленькую победу. После визита к китайцам Уэтмор был совершенно выбит из колеи и буквально умолял Чарли проводить его домой. Тот согласился, и, как оказалось, не
