Представляете, херра Бергрот, мой дедуля решил, что в меня вселился бес, и облил меня холодной освящённой водой, — сдал я деда, умолчав про историю с маской.
— Гхм, — поперхнулся воздухом наш технический директор. — И как? Помогло?
— Ну, у меня отвалился хвост, — и видя полное непонимание мужчины, я пояснил. — У меня в руках была верёвка для переноски дров, и когда дедуля меня стал поливать святой водой, я заорал, что у меня хвост отвалился, и кинул в него эту бечеву.
— Гха-ха-ха-ха-ха, — хрипло засмеялся Эдвин Бергрот. — Ха-ха-ха, я представляю твою реакцию, Кауко. Ха-ха-ха-ха.
— Да что вы из меня тут помпо делаете? — смущённо пробормотал дед.
— Деда, — я подошёл, обнял старика со спины и, положив ему подбородок на плечо, повинился. — Ну, прости меня, дурака. Маленький был. Не ведал, что творю. А с нефтью всё случайно получилось. Я же не виноват, что у нас паровоз взорвался.
— Какой паровоз? В каком смысле — взорвался? — удивился дед.
Оказалось, что эту часть нашей поездки господин Бергрот в своём рассказе моему дедуле опустил. Пришлось мне восполнять этот пробел и, заодно, подтвердить, что я в это время спал и никак не мог воздействовать на паровоз, чтобы оказаться в том месте, где впоследствии и нашли нефть.
Правда, оказался и небольшой минус в найденном чёрном золоте. Железнодорожная компания решила отжать участок обратно, заявляя, что продажа недействительна из-за неучтённой полосы отчуждения. Но, как заверил нас Бергрот, эта проблема не является проблемой, так как полоса отчуждения узаконена только у государственных железных дорог.
Нефть было решено вывозить в Ревель вагонами, а оттуда — морем в Гельсингфорс. Где и строить нефтеперегонный завод по технологии инженера Шухова. Предварительные переговоры о строительстве Бергрот уже провёл с Александром Бари. А заодно нанял буровиков на ещё пару месяцев, надеясь заняться поисками нефти и на других доступных участках земли вокруг станции Арчада.
— Деда, а ты как съездил в Петербург? — решил я увести разговор в сторону.
— Хорошо съездил. Продали все автомобили, что были на складе, и ещё получили заказов на приличную сумму. Расмуссен там задержался, выставка же продолжается. А я приехал, чтобы проследить за отправкой мобилей.
— А с элеватором что? Ты думаешь его строить? Ведь проиграл спор.
— Издеваешься? — рявкнул на меня дед и, уже более спокойным голосом, поведал. — Не в этом году точно. Твоими стараниями сейчас всё в добычу, перевозку и переработку нефти придётся вкладывать. Один только пароход в сто тысяч рублей обойдётся.
— Новый?
— Нет, Матти, — вновь подал голос из своего тёмного угла Бергрот. — Пароход не новый. Семьдесят седьмого года. Но он был у военных, и те за ним более или менее следили. Так что это нормальная цена.
— И ещё, внук. Мне Эдвин рассказал про твою сделку с Эркко. И я, подумав, пришел к выводу, что пусть всё так и остаётся. А то — мало ли что ты ещё придумаешь для добычи денег, — дед похлопал меня по плечу. — Но подготовку, снаряжение и отправку стрелковой команды на олимпиаду в Лондон ты теперь будешь исключительно за свой счёт осуществлять. И это ещё не всё! Я тебя не отпущу ни в какую Англию, пока ты не сдашь все выпускные экзамены в училище! Ты меня понял?
— Да, деда, — согласился я с этим ультиматумом.
Почему и не согласиться? Соревнования на олимпиаде по стрельбе начинались только в июле месяце. Команду придётся отправить вместе со всеми атлетами, а меня привезёт Кевин Райт. Главное, чтобы меня зарегистрировали в качестве участника. Но это проще всего, так как Ээро Эркко лично будет возглавлять олимпийскую сборную княжества. А он про меня не забудет.
— Вот и отлично. И кстати. Пока не забыл. Мы нашли нового управляющего для завода бытовых приборов. Он завтра приедет к нам в контору к полудню. Я хочу, чтобы тоже там был. Присмотрись к нему и скажи, что о нём думаешь.
……
В конце весны 1907 года решением деда в отдельную фабрику выделили производство стиральных машин, а затем, по мере освоения, на ней стали производить и швейные машинки с печатными. Но, в связи с тем, что Катаро Хондо отбыл руководить строительством медной шахты и медноплавильного цеха, нам пришлось искать инженеров и руководство для фабрики «Бытовых приборов», как её обозвал дед после моей случайной оговорки.
Главным инженером на этой фабрике стал Генрих Графтио, у которого закончился контракт с Нокией. И Леопольд Мехелин, который из-за своей политической деятельности почти потерял интерес к электрификации железных дорог, посоветовал нам трудоустроить этого электротехника.
Вместе с нашим предложением Графтио получил приглашение и на работу в Петербургский электротехнический институт. Но, съездив в столицу империи и узнав размер оклада, он очень быстро вернулся в Гельсингфорс и подписал контракт с нашей корпорацией.
И если инженера мы нашли, то администратора искали долго. Акселя Леннарта Веннер-Грена, Бергрот нашёл в Германии, где тот работал коммерческим директором на заводе по выпуску сельскохозяйственных машин. И пригласил того переехать к нам и возглавить фабрику. Оказалось, что отец этого шведа — старинный друг Эдвина Бергрота и довольно состоятельный человек, поднявшийся на торговле лесом с Англией.
Веннер-Грен мне понравился, о чем я и отчитался деду. Но его фамилия у меня почему-то ассоциировалась с высотным зданием носящим имя «Пилон». Я пару дней поломал голову, но так и не смог выудить из неё дополнительную информацию. Ничего, как нибудь всплывёт. У меня такое — сплошь и рядом.
……
— Все собрались? Опаздывающих нет? Ну и отлично. Я собрал вас здесь, чтобы…
— Сообщить пренеприятное известие? — раздался звонкий и знакомый голос откуда-то из-за спин подростков, рассевшихся на длинных лавках.
— Да, Ларс. Именно так, — согласился я со своим племянником Ларсом Викстрёмом, командиром пионерского отряда из Кеми.
Его старший братец Андреас Викстрём так и не смог ужиться в отряде под
