ты не забыл?
Гости, чёрт возьми.
Это то, что мне катастрофически не нравится, но то, что нужно Полине. Я должен удовлетворять все её потребности и исполнить желания, даже если меня самого выворачивает наизнанку. Я не люблю, когда на неё смотрят. Не люблю, когда она проводит время с кем-то ещё. У меня напрочь сносит крышу от осознания, что она уделяет внимание кому-то, кроме меня.
Но я должен усмирить свой гнев, чтобы моя девочка была счастлива.
— Да, я помню, принцесса.
— И ты будешь без своих бзиков.
— О каких бзиках идёт речь? — ухмыляюсь я, разворачивая её к себе лицом. Полина от кончика носа и до рук измазана мукой.
— О твоих, — спокойно отвечает она. — Я знаю, что тебе это не нужно…
— Принцесса, мой мир крутится вокруг тебя, поэтому мне нужно всё, что нужно тебе.
— Тогда ты обрадуешься, потому что самое важное из всего, что мне нужно, это ты, — она прижимается к моей груди, вытирая о мою рубашку остатки муки на лице.
— Тогда я прямо сейчас займусь этим, — указательным и большим пальцами я приподнимаю её подбородок, заставляя её ангельский взгляд смотреть на меня.
— Чем ты займёшься?
— Тем, что буду твоим.
— Если ты хочешь побыть моим в постели, то тебе нужно подождать.
— Я хочу быть твоим. В постели и вне её.
— И всё равно тебе придётся подождать, — хихикает он, разворачиваясь к столешницам, на которых раскидано тесто вместо с начинками. — Я готовлю на завтра булочки с кленовым сиропом и орехами и пироги, ванильно-яблочный и ванильно-вишнёвый.
— Может, булочкам и пирогам стоит подождать?
— Нет, у меня уже поднялось тесто и нужно всё закончить, так что подождать придётся тебе.
— Ты не отделаешься от меня, когда закончишь со своими булочками, принцесса.
— Как скажешь, — она посмеивается, продолжая чем-то начинять свои десерты. Про себя я ухмыляюсь тому, насколько смелой и раскованной она становится. Мне не важно, какая она — я влюблён, я обожаю любую её черту. Даже с неимоверной робостью и смущением она поставила меня на колени и крепко держала, не осознавая, какая сила в её слабеньких руках. Какая сила надо мной, над мужчиной, который никогда даже не мог подумать, что может любить. И дюбить так сильно.
Но вместе с тем, внутренние изменения в моей девочке означают, что её душа успокаивается рядом со мной. Для меня самое главное, чтобы я был её местом спокойствия, её убежищем и крепостью.
Кажется, я даже не моргаю, наблюдая за ней. Я боюсь пропустить какой-то из её милых жестов. Из-за этого я ненавижу ночи, я ненавижу потребность во сне. То время, которое я на него трачу, я мог бы потратить на любование ею. Любой упущенный в отношении Полины момент не вернуть. И это добивает меня.
Кажется, мою помешанную на ней голову уже ничто не излечит. Мне остаётся только поддерживать такое состояние и не усугублять его. А это очень легко сделать — мне достаточно не видеть её целый день, чтобы потерять голову, чтобы приковать её к кровати и набрасываться на неё столько раз, пока она не отключиться. И так по новой, мне не надоест, я не устану. Полина. Полина. Полина. Её имя на моих губах. Её тело, душа, мысли. Её улыбка. Её счастье. Вот всё, что мне нужно. Вот то, что делает меня человеком. Живым человеком. Уязвимым, но при этом несокрушимым.
— Хочешь попробовать? — спрашивает она через какое-то время, когда допекает последнюю партию. Я даже не присел за то время, пока любовался ею. — Она уже остыла.
Я всё ещё терпеть не могу сладкое, но готов пробовать любое её блюдо. Мне ужасно не нравится, что её еду будет кто-то есть. Да, я уже не удивляюсь своим ёбнутым по всем параметрам мыслям.
— Да, — коротко отвечаю я, и она протягивает выпечку вверх, к моему лицу. Я откусываю прямо с её рук, пережёвывая и глотая. По всему рту гуляет вкус приторно-сладкого теста.
— Вкусно?
— Да, малыш, безумно.
— Отлично, тогда можешь доесть.
И я забираю булку у неё из рук и съедаю всё до последней крошки, пока вытаскивает готовую выпечку и всё аккуратно перекладывает в небольшие контейнеры.
Мои руки и всё моё тело словно погибает от изнеможения и от дикого желания обласкать её, но в самый неподходящий момент до нас доносится крик Дамиана.
— Он проснулся, — с волнением говорит Полина, сразу же бросая всё и быстрым шагом направляясь к лестнице.
Его сон всегда беспокойный. С самого первого дня с нами он может просыпаться несколько раз за ночь и биться в истерике, но последние несколько дней его ночные пробуждения сократились.
Он чувствует, что теперь находится под защитой родителей.
Так же, как моя девочка успокоилась рядом со мной, так же и он — успокаивается рядом с нами.
***
— Это не ты новый владелец кадора? — переворачивая мясо, спрашивает Марат. Муж той самой девушки, пригласившей нас.
— Да.
— Вы с Киваном партнёры?
— Нет, я выкупил его долю.
— Нехилый бизнес он просрал, — подмечает он, видимо, в этот же момент выискивая взглядом свою жену. — Ты не мог бы проследить за мясом? Я сейчас вернусь.
Я молча киваю, перехватывая у него шампура.
Меня полностью устраивает и удовлетворяет, что он так сильно зациклен на своей жене и не даёт мне повода прострелить ему череп за какие-либо оказанные знаки внимания в сторону моей жены. У него достаточно большая семья, чтобы я взрывался от любого контакта Полины с кем-то. Мне требуется нереальных усилий для того, чтобы подавить все свои «бзики», но радость Полины стоит моих собственных терзаний.
Особенно меня смущает брат Марата, который заставляет мою девочку смеяться. Вот действительно, кому мне стоит прострелить череп, даже несмотря на то, что здесь его девушка.
Мне нужно продолжать держать себя в руках.
Я переворачиваю мясо, неотрывно наблюдая за тем, как в специальном уличном детском манеже Полина играется с Дамианом и маленьким сыном Марата — Наилем. Кажется, у наших сыновей примерно одинаковый возраст. Это ещё больше радует Полину. Да и меня тоже, честно говоря. Я хочу, чтобы этот мальчик вырос счастливым, общительным, сильным человеком.
Я уже заканчиваю с мясом, когда ко мне снова присоединяется Марат. Мы вдвоём накрываем достаточно вместительный стол в их беседке.
— Так ты стал домработницей, брат? — появляется голос Ильдара, которого я готов придушить своими руками. Мне точно стоит выловить его где-то и стереть с лица земли.
— Если я хочу, чтобы моя жена отдохнула, это не значит, что я
