Если не я, то кто же еще защитит тебя, Туве?
Впереди из тумана возникает Скугсо, словно ковчег всевозможных человеческих страстей. Они — первая машина, прибывшая на место преступления.
Свет зеленых фонарей играет на воде замкового рва. Или свечение исходит от самой воды?
На замковом холме никого нет. Малин бежит к воротам — заперто. Черт!
Их нет здесь.
За спиной появляется Харри.
— Похоже, что их здесь нет, — говорит он почему-то шепотом.
— Проклятие! Я была уверена…
Тишина, только ветер шелестит в кронах.
— Он мог открыть и запереть ворота ключами Фредрика, — говорит Малин.
— Обойдем вокруг, — предлагает Харри.
Они идут, не спуская глаз с замка, проходят пустую часовню с опечатанной дверью. Куртки их промокли насквозь, а Харри сжался в комок от холода.
Оба молчат. «Где его машина? — думает Малин. — Она должна стоять где-то здесь».
Они осматривают торцовую стену, когда слышат, как на холм с противоположной стороны въезжает автомобиль. Полиция?
И тут Малин замечает свет, льющийся из занавешенного окошка в подвале. Они с Харри обмениваются взглядами, кивают друг другу и, вытирая капли с лица, бегут по мокрому гравию к главному входу замка.
Трое полицейских в форме выходят из машины.
— К воротам! — командует Малин. — Они должны быть в подвале!
Полицейские бросаются к воротам и вскоре понимают, что внутрь им так просто не пройти.
— Заперто! — кричит один из них.
Малин приказывает им отойти назад и вытаскивает из кобуры пистолет. Она садится на корточки, прицеливается и выпускает целую обойму. Черный железный замок, которому, должно быть, не одна сотня лет, падает на каменные ступени лестницы.
Малин первая врывается в двери. Она пробегает комнату за комнатой, минует кухню, больше похожую на бойню, и спускается в подвал, где сейчас должны находиться Аксель Фогельшё и Андерс Дальстрём.
Она не думает о том, что ей предстоит увидеть.
В подвале темно, мокро и тяжело дышится. Малин слышит за спиной шаги своих коллег по каменному полу, чувствует их страх. Она приседает на корточки, заглядывая в комнаты, толкает двери ногой. Не здесь ли держали русских пленников, прежде чем замуровать в замковом рву?
Одна, вторая, третья комната. Никого.
В четвертой комнате виден свет.
Малин хватается за дверную ручку. Что там?
Она открывает дверь.
72
Он все еще здесь?
Беттина, это ты?
Нет, но он все еще здесь?
Что он такое говорит, я не понимаю.
Кто-то вошел, это он?
Наконец он вынул из моих ноздрей свои вонючие пальцы, но тряпка все еще у меня во рту. Он больше не мучает меня.
Мои ноги и руки опутаны веревками, и, пытаясь освободиться, я раскачиваюсь на стуле то в одну, то в другую сторону.
Но я хочу, чтобы он вернулся, я хочу увидеть тебя, Беттина.
Хочу ли я этого?
Нет, я останусь здесь. Я знаю, что должен делать, и сейчас мои глаза снова наполняются светом. Я слышу, как открывается дверь. Кто это, живые или мертвые?
Пощадите меня.
Я всего лишь человек.
Комната наполняется светом.
Малин видит Акселя Фогельшё. Он сидит на стуле посреди комнаты; его лицо залито кровью.
Он здесь один, Андерса Дальстрёма нигде нет.
Где же теперь твое величие, Аксель Фогельшё? Ты жив или мертв? Малин замечает, что ее по-прежнему охватывает смущение при виде графа, и осторожно приближается к нему.
Тело старика будто слилось в одно целое с каменным полом, который, кажется, насквозь пропитался его кровью.
Малин кладет руку на плечо графа. Тот щурит глаза, глядящие как будто ясно.
Малин делает коллегам знак войти в комнату.
Где же Андерс Дальстрём?
Аксель Фогельшё вздрагивает, прокашливается, ожидая, что у него изо рта вынут кляп. Форс еще раз озирает комнату и кладет пистолет на пол. Харри стоит за ее спиной.
Она осторожно вынимает тряпку изо рта Фогельшё, в то время как коллега в форме перерезает веревки на его запястьях и лодыжках.
Граф разминает руки, в которых чувствуется прежняя сила, шевелит ногами.
Окровавленная рубашка разорвана, и Малин видит его толстый живот.
Аксель Фогельшё поднимается и смотрит ей в глаза.
— И все-таки он не посмел… — шепчет он. — Не посмел…
Но он посмел достаточно, отец.
Он просто не смог сделать большего или не захотел.
Я вижу тебя, сидящего внизу, такого беззащитного, охваченного самым сильным человеческим чувством — тем страхом, который возникает на границе жизни и смерти.
Ты только что был там, но тебя вытащили обратно. Научился ли ты чему-нибудь, отец?
Не думаю.
Меня похоронят через несколько дней, отец, но сейчас тебя это не заботит, ведь так? В фамильной усыпальнице все уже готово.
Я многого не знаю о тебе, отец.
Малин Форс и Сакариас Мартинссон стоят у дверей. Они разговаривают со своим начальником, и сейчас их волнует только один вопрос: где Андерс Дальстрём?
Вы почти победили, Малин, но пьеса еще не окончена. Осталось несколько мгновений, беспросветно мрачных и ослепительно ясных.
Вы нашли нож с печатью замка Скугсо на рукоятке. Этим самым ножом он изранил мое тело. Карин Юханнисон подтвердит это через несколько дней.
А я летаю в своем пространстве и радуюсь, что не имею к вашему спектаклю никакого отношения, что ваш мир остался для меня в прошлом и сейчас должно начаться что-то новое.
В том, что случилось со мной, все же есть толика справедливости: я изменил дружбе, предал свою любовь и нисколько не раскаивался в этом при жизни.
Но где же Андерс Дальстрём?
Ты ведь знаешь, Малин.
Малин садится на корточки рядом со стулом, на котором сидит Аксель Фогельшё, и смотрит на Юхана Якобссона и Вальдемара Экенберга, приближающихся со стороны лестницы.
Осторожным и в то же время уверенным движением руки Аксель, тяжело дыша, вытирает кровь с лица.
— Он не посмел, но все-таки успел выбить мне несколько зубов.
— Вы не знаете, где он сейчас?
