Сафие не мне, а Ирине (она все еще помогает нам с дочкой. И, что не менее важно, ничего не спрашивает), но сегодня было не так.
Мы встретились лицом к лицу на пороге его квартиры. Говорили только о ней и о делах. Личных тем не касались. Но у меня все равно вылетает сердце, когда вспоминаю.
Это сложно. Я надеялась, со временем отпустит. Возможно, просто позже. Или…
— Я была за рулем, анне! Сидела у папы на коленях и р-р-р-рулила!!! Вжу-у-ух, вжу-у-ух, колесики кр-р-рутились, куда я им говорила!!!
— Кызым, не упади только!
Я прошу, качая головой. А Сафие носится вокруг стола-острова, даже не зная, что именно здесь мы с ее отцом приняли окончательное решение друг друга освободить.
Как Айдар и наставлял, я потратила проведенное порознь время на восстановление. Сейчас мне значительно спокойней. Я не знаю, что происходит в его жизни. Мстит ли он нашим обидчикам. Не гуглю. Не звоню никому. Не интересуюсь. Чтобы не тянуло обратно в трясину, стараюсь смотреть вперед.
Раздумываю о перспективах. Планирую опять поехать с Сафие в Италию. Хочу закрыть гештальт.
Если Айдар тоже захочет ее куда-то отвезти, я не воспротивлюсь. Он прекрасный отец. Заботливый и надежный. Всё собираюсь ему об этом как-то сказать, но когда вижу — язык липнет к небу.
Я знаю, что ни у него, ни у меня никого нет, но страх, что это случится, иногда будит ночами, которые я провожу в его квартире. В его кровати. Без него.
Живу всё еще на его деньги, но уже думаю про более самостоятельное будущее. Шатает с каждым днем все меньше.
Сейчас я прохожу собеседование на хорошую должность в крымскотатарском культурном центре. Это, конечно же, в первую очередь не прибыльный, а меценатский проект, заоблачную зарплату мне в нем не предложат, но мне кажется, там я смогу себя применить. Осмотрюсь. Раззнакомлюсь. Научусь чему-то новому.
Иншалла, Сафие пойдет там же на танцы. Попробуем воскресную школу. Хочу дать ей как можно больше возможностей. В приоритете у меня всегда будет она.
Потом решу, куда двигаться дальше самой.
Об этом стоит сказать Айдару, но мне как-то неловко. Я стараюсь не трогать его сверх меры, хотя иногда и очень тянет. Наверное, скажу, уже когда устроюсь.
А пока нас по-прежнему прочно связывает ниточка, которую не оборвать. О дочке мы разговариваем довольно часто. И много. Больше в переписке, но и это тоже важно.
Я горжусь тем, что не воспринимаю его действия в штыки, даже если согласна не со всем. А еще благодарна, что он ко мне прислушивается.
И да. Я поменяла фамилию на Салманову, не выходя за Айдара замуж. Просто чтобы не быть на разных с Сафие.
Сейчас мы втроем живем в состоянии хрупкой гармонии, которую, возможно, большинство не поймет. Но я в ней очень нуждаюсь.
На столешнице вибрирует телефон, загорается экран. Я быстро читаю сообщение. Сердце снова подскакивает, хотя это и не Айдар.
«Павел попросил написать тебе, что будем через двадцать минут»
Улыбка растягивает губы. Волнение выстреливает краской в лицо.
Аллах, даже не верится, что я увижу Лейлу вживую. Вообще не верится.
Я собиралась встретить подругу на вокзале самостоятельно. Грузить Айдара совести не хватило бы, но один из наших с ним разговоров как-то сам собой зашел о моих планах. Он даже не посоветовал, а просто констатировал, что гостей заберет Павел — наш с Сафие личный водитель.
О том, что в его квартире несколько дней поживет Лейла с Болатом, Айдар, конечно же, тоже знает. Нагло было бы такое скрывать, да и глупо. Но и устраивать бутафорские застолья с присутствием бывшего мужа я не захотела.
Зачем теребить душу и себе, и ему? Не надо. Мы уже один раз попробовали.
Вытираю руки полотенцем и строчу в ответ:
«Ждем очень-очень»
Подруга ставит моему сообщению сердечко. Я возвращаюсь к почти готовым закусочным тарелкам и ускоряюсь. Углубляюсь в процесс и действительно все меньше и меньше прислушиваюсь к дочке. Она даже на какое-то время убегает. Возвращается уже с телефоном (да, теперь у нее есть свой личный телефон — подарок папы, с которым я согласна не до конца), я подсаживаю ее на высокий стул. Она набирает и включает громкую связь…
Я знаю, кого. В ее телефонной книге всего парочка номеров.
— Алло, кызым, — слышу его голос и кажется, что ухаю в бездну.
— Ты дома, баба?
— Нет. На работу поехал, кызым.
Он с ней всегда разговаривает спокойно и ласково. Проявляет чудеса терпения.
Живет через дом от нас. У меня даже есть ключи от той его квартиры, но я в жизни без уважительной причины к нему не пойду.
— Ра-а-а-а-аботу-у-у-у-у? — Сафие искренне удивляется.
Когда Айдар съезжал, наша дочь повела себя по-взрослому деликатно. Я думала, всё обернется для нас истериками и ультиматумами, но в реальности… Нет. Она восприняла информацию очень спокойно.
— А когда ты освободишься? Мама янтыки делает…
Но и свести снова она нас тоже пытается. Все же такими Айдарами разбрасываться нельзя, с ней не поспоришь. Но все немного сложнее, чем кажется в четыре.
Не оглядываюсь. Не смотрю строго. Если честно, и сама напрягаюсь в ожидании ответа. Не знаю, что вызовет более сильную реакцию.
Правильно, конечно, было бы отказаться. Не я же пригласила.
Неправильно, но желаемо…
— Не смогу, кызым. Прости. Дел много.
Додумать Айдар не дает. Хотя я и знаю, что нет. Точнее не так. Дел-то много, но если бы я пригласила…
Сердце бьется быстро-быстро. Торможу себя за шаг до импульсивного поступка.
— Но может быть завтра приедешь? — Дочка ищет устраивающий ее компромисс. Я слышу, как Айдар хмыкает.
— Может быть завтра, Сафие. Маме передавай привет.
— Привет тебе, мамочка! — Сафие палит контору нещадно. Оглядывается и громко кричит. Я кое-как беру себя в руки. Прокашливаюсь и выдушиваю из себя серьезное:
— Салам, Айдар.
— Салам, Айлин-ханум.
Под кожу пробираются знакомые вибрации. Я ими почти что захлебываюсь, хотя виделись недавно.
Снова кашляю.
— Спасибо, что позвонила, Сафие. Я должен скинуть.
— Хорошо, баба. Я тебя люблю, — дочка шепчет, склонившись к экрану телефона. Айдар наверняка планировал отключиться после ответного:
— Я тебя тоже.
Но его тормозит брошенное вдогонку:
— А маму?
И меня тормозит. Боюсь услышать ответ, но и сбежать от него не успеваю.
— И маму.
Закрываю глаза. Делаю несколько глубоких вдохов.
Пытаюсь сосредоточиться на работе, но взгляд все равно мутнеет.
Сафие даже не знает, что с нами делает. Тянется за карандашами и альбомом, которые теперь всегда живут на этом столе.
