так и не смогла оправиться. Поскольку промышленность работала в основном на внутренний рынок, а главным экспортным продуктом была нефть, национальная экономика все же выжила. В 1933 г. уровень производства вернулся к показателям 1929 г. Сильнее пострадало сельское хозяйство. За время кризиса крестьянские доходы снизились на 58 %. Опасаясь народных волнений, правительство реструктурировало долги крестьян — столь щедрого подарка не рискнуло сделать ни одно правительство довоенной Европы. Депрессия многому научила румынских политиков. Они поняли главное — государственный протекционизм в экономике работает (нефть — тема отдельная). Правительство усилило политику импортозамещения, которая приобрела ярко выраженный антиимпериалистический и пролетарский посыл: западная эксплуатация сделала Румынию нищей — значит, надо запретить импорт западных товаров. Главным торговым партнером Румынии (как и Венгрии) была Германия, но страна вовсе не была придатком немецкой экономики хотя бы потому, что находилась на «безопасном» от Германии расстоянии. С 1929 г. трудовая занятость выросла на 50 %, существенно укрепилась экономика, по темпам прироста национального продукта Румыния опережала многие страны мира. Этот успех был достигнут за счет увеличения государственного сектора в экономике, сокращения внутреннего потребления и отказа от инвестиций в сельское хозяйство (Berend, Ranki, 1974; Chirot, 1978; Verdery, 1983: 278–286; Ronnas, 1984: 37, 116–122, 241; Aldcroft, Morewood, 1995: гл. 3–4; Berend, 1998).
Правительство того времени представляло собой все более авторитарные коалиции аристократов и националистов. Этим политическим оркестром дирижировал король Кароль. «На выборы мне плевать», — откровенно признавался он британскому журналисту. Все 1930-е монарх был вынужден мириться с парламентаризмом, благо на прерогативы исполнительной власти парламент никогда не покушался. Реальная авторитарная власть была сосредоточена в руках немногих, вскоре она приобрела черты итальянского корпоративизма. В конце 1930-х король Кароль, а затем его преемник генерал Антонеску позаимствовали достаточно много из идеологического багажа румынских фашистов (Zach, Zach, 1998: 809–815). Серьезная политическая власть исполнительных структур государства и экономические потрясения Великой депрессии проложили путь румынскому авторитаризму.
Итак, в предвоенные годы наибольших успехов добились промышленники и коммерсанты, в основном нерумынского происхождения, а также государственный сектор экономики, сельское же хозяйство оказалось в затяжном кризисе. Эта ситуация должна была породить усугубленный Великой депрессией «классический конфликт» между трудящимися и буржуазией, на стороне которой были государство и король. Но все карты спутал этнополитический фактор. За период между двумя войнами грамотность возросла вдвое. Это имело прямое отношение к развитию национального сознания — люди, научившиеся читать на общем для них румынском языке, обостренно чувствовали свою этническую идентичность и становились более восприимчивыми к националистической идеологии. Как и в других странах, румынские учителя, журналисты, составители словарей и учебников отчетливо тяготели к национализму. Общественные движения, утверждавшие, что Румыния — это пролетарская нация, эксплуатируемая иностранцами, привлекали много сторонников, в особенности среди молодежи и людей, недавно овладевших грамотой.
ИДЕОЛОГИЯ «ЛЕГИОНА МИХАИЛА АРХАНГЕЛА»
Фашизм в румынском варианте возник как вполне самостоятельное явление, хотя и позаимствовал кое-что от немецкого нацизма и итальянского фашизма. Его лидером, или «капитаном», был Корнелиу Кодряну. Он родился в 1899 г. в молдавском приграничном городке. Его мать была этнической немкой, отец — поляком, который потом стал убежденным румынским националистом. Кодряну получил образование в кадетском училище и в университете города Яссы, стал дипломированным юристом. В Яссах он попал под влияние известного профессора-националиста Александру Кузы, основателя праворадикального движения, получившего в 1925 г. название Лига национальной христианской защиты. Будучи органическим националистом, Куза придерживался крайних антисемитских взглядов. Нация должна быть едина и свободна от этнически чуждых элементов. Главную опасность представляют евреи — «вредоносные бациллы», «нация дегенератов и негодяев, безродные космополиты, не способные к созданию живого социального организма». Евреев нужно было «устранить» — термин, не совсем понятный, но безусловно включавший в себя массовые депортации, экспроприацию собственности, запрет на участие в общественной жизни. В Европе начала 1920-х все это звучало не так уж экстремально. Куза был еще и традиционалистом. Он раньше Гитлера принял как символ свастику, четыре конца которой несли традиционалистский девиз: «Одна страна, один закон, один народ, один король» (lanciu, 1996: 186–196).
Однако Куза был профессором, а не человеком действия. Разочарованный в своем кумире, Кодряну порвал с ним в 1927 г. и создал собственное движение — «Легион Михаила Архангела» (изначально — молодежное отделение Лиги национальной христианской защиты). В 1930 г. на основе Легиона появилась «Железная гвардия» — организация, куда могли вступать люди любого возраста. Оба движения столь тесно переплелись, что стали практически одной организацией. В дальнейшем я буду называть ее просто «Легионом». Кодряну разошелся с Кузой в вопросах тактики. Фашистский лидер ненавидел евреев и (в отличие от Кузы) требовал их физического подавления. В автобиографии от 1936 г. он не скрывает своего антисемитизма (Codreanu, 1990). Но его юдофобия весьма своеобразна: евреями для него были все толстосумы и эксплуататоры, «паразиты», «гниды» и так далее, присосавшиеся к финансам, промышленности и торговле, обрекшие румын на нищету и бесправие. Даже в Бессарабии (российской губернии до 1918 г.), клеймя тамошних евреев «большевиками», он в то же время продолжал называть их «Шейлоками». Хотя он и не использовал этого слова, это был ярко выраженный пролетарский антисемитизм. Пролетариатом были, конечно, румыны, капиталистами — евреи. Кодряну обуревало желание действовать, с чем был категорически не согласен Куза; но Кодряну быстро уразумел, что провокационные выступления против богатых евреев, равно как и стычки с полицией, которая защищала их и подавляла недовольство местных жителей, делают его героем в глазах местного населения. В 1920-е суды присяжных отказывались признавать предъявленные ему обвинения в убийстве и терроре — простые обыватели ничуть не меньше, чем он, ненавидели продажных политиков и жестокую полицию. Постоянные столкновения с законом приучили его видеть в политиках услужливых еврейских лакеев, буквально купленных на корню. В этом утверждении снова звучит пролетарское начало, более свойственное левым движениям, нежели правым. Кодряну пришел к убеждению, что вся политическая система прогнила и ее надо разрушить. Исключение он делал лишь для монархии ввиду ее особых заслуг в деле национального освобождения румын. В обстановке 1920-х такие взгляды (внушенные в том числе и в кадетском корпусе) не могли не привести к парамилитаризму, направленному против государственной власти и отдельных «врагов нации». Это была прямая дорога к фашизму.
Свои основные политические взгляды Кодряну излагает в автобиографии. А основное его политическое сочинение, «Кредо национал-христианского социализма» (1920 г.), начинается и заканчивается так:
Верую в единое и неделимое Румынское Государство… материнское лоно всех румын, и только румын, радеющее о своем народе, чтущее и боящееся Господа, гаранта равных прав, гражданских и политических, как для мужчин, так и для женщин; защитника семьи, носителя социальной гармонии, стирающего классовые различия, национализирующего предприятия во благо рабочих (это
