лишь к заходу солнца очистив столовую от мумий. Девочки выглядели не лучше, беря на себя задачу, обыскать самые дальние коридоры и комнаты в поисках жертв и перенос их на улицу.
Айсулу запрещала себе плакать, когда пересчитывала тела. Несколько раз она сбивалась со счета, насчитывала то сорок шесть, то сорок четыре тела, ругая себя за то, что не может собраться в такой важный момент. Ей бы пригодилась поддержка наставницы, но уже много месяцев от неё не было ничего слышно.
Ночь брала свои права, опуская сумерки на земли пустынь и оазисов. Айсулу должна позаботиться о поминании сестер, чтобы Боги достойно приняли их у себя. Каждая из них не заслуживала той несправедливости, что выпала на её долю, как не заслуживала быть сожжённой в общей могиле, разлетаясь прахом по пустыне.
— Ты готова? — тихо спросила Веледара Айсулу. Девушка смотрела на факелы в руках Каза и Влада. Языки пламени танцевали на ветру.
Айсулу кивнула.
Огонь легко перешел на ткань и пополз дальше, за секунду охватывая небольшую горку сложенных тел. Под ними проглядывались немногочисленная мебель храма. Благодаря пропитанной в алкоголе ткани и подтопке, костер будет полыхать до самой зари.
Айсулу посмотрел на Касьяна, мужчина стоял отдаленно, без привычного кожаного плаща, скрестив руки на груди, словно не зная, куда их еще деть. Огонь отражался в его глазах, окрашивая волосы в почти что красный. Взгляд казался стеклянным. Айсулу хотелось, чтобы он покаялся здесь, пока горят тела её сестер. Тот продолжал молча смотреть, как пламя безжалостно пожирает остатки плоти.
Ненавидеть его было как никогда легко.
В храм они вернулись, когда млечный путь разошёлся по небу, словно молоко по столу. В одной из комнат повсюду горели свечи и травы, были найдены даже ароматические масла, которые девушки хранили в своих комнатах. Большинство вещей оказалось украдено, либо раскидано по храму, но что-то смогло уцелеть от крепкой хватки пиратов и горожан.
Небольшое количество глиняной посуды, которая смогла уцелеть, пошла для купленной еды. Девочки заменили изношенные платья и даже нашли что-то для мальчиков.
Смерть никогда не была запретной темой в храме Зари, это естественный процесс, когда тело отдавалось либо земле, либо огню, а душа искала новое пристанище. Айсулу расспрашивала Ингу о возможности перерождения, но та сказала ей поменьше думать о таком: боги редко позволяют душе вернуться. Тогда Айсулу сказала, что хотела бы переродиться в маленькую птицу, если это возможно. Она бы летала далеко и быстро, так быстро, что никто бы не смог поймать. Сейчас бы она над собой посмеялась. Глупо мечтать о небе, когда тело приковано к земле. Айсулу тяжелым взглядом обвела друзей.
— Если бы сестры оказались живы, то по традициям, мы бы оплакали умершего, а потом устроили проводы его души, пока она не будет готова переродится.
— Мы и сами устроим проводы им, — попыталась улыбнуться Веледара, легко пряча слезы за улыбкой. — Пусть мы и не были знакомы.
Зара нарезала фрукты под светом свечи. Она еще никогда не видела таких мягких персиков и фиников, даже не знала, что такие фрукты есть на земле. Голодные ребята быстро накинулись на них.
— Я нашел в одной из комнат этот инструмент, — в руках Влада оказаласся странный предмет. — Я таких никогда не видел, чем то гусли напоминают.
— Это канун Зумрет, она всюду таскала его с собой и учила играть детей, — Айсулу подхватила инструмент, ощущая, как её пальцы тосковали по касаниям струн.
Она заиграла, грустно и протяжно, изливая боль и скорбь с помощью музыки. Айсулу не была лучшей из сестер, ни талантом, ни красотой её Боги не наградили, однако, она станет достаточно сильной, чтобы противостоять врагам и отомстить.
— За души павших, — тихо сказал Влад, поднимая кружку. Каждый сделал глоток горького напитка. Погребальное вино народа семи пустынь достать оказалось непросто, кочевники не часто делились своими странными традициями с жителями Кафрана и других оазисов.
Айсулу заметила, как пират покинул комнату, так и не притронувшись к стакану, хотя знала, что пират никогда не отказался бы от алкоголя. Она позволила ему уйти молча, видеть его здесь оказалось невыносимо.
— Многие думают, что народ Севера оставляет тела мертвецов во льдах, но это неправда, — начал Влад рассказ. — В Черногорье, мы тоже сжигаем тело в ритуальном костре, а после сбрасываем прах в священное озеро. Вы удивитесь, но цвет похорон — серебряный. Такая ткань дорого обходится, считается, что перед смертью, человек должен суметь заработать на неё, иначе обязанность ляжет на семью, а это непростительно.
От удивления, у собравшихся вытянулись лица. Каз тихо хмыкнул, кто-то из его земляков мог готовиться к смерти еще при жизни.
— В Озерном крае слишком мало земли, особенно плодородной, — начала Зара, колеблясь и почему-то смущаясь от темы разговора. Некоторые традиции её родины являлись неприемлемыми во многих уголках континента. — Мы не можем расходовать её на захоронения или бросать в воду, это было бы неправильно. Озерные ведьмы считают, что мертвое тело отравляет землю. Поэтому, в прошлом, его относили глубоко в лес, чтобы животные обглодали его до костей, а после уносили в болота. Так было раньше, сейчас покойника просто оставляют в самых гиблых местах, где обитает только нежить.
— Это… жестоко.
— Я тебе больше скажу, Власов, — зеленые глаза хитро прищурились. — Есть традиция закапывать первого покойника под крыльцо дома, раз в год принося ему кровавую жертву для защиты. Представляешь, твой предок захоронен прямо под домом?!
Влад вздрогнул и поёжился, такая картина его не устраивала совсем. Вспомнились длинные коридоры родного дома, сплошь увешенные портретами его предков, они пугали не меньше мертвеца под крыльцом. Он снова отпил немного вина, оно больше не жгло горло, а приятно пощипывало, совсем как пряный суп.
— Да уж, даже не верится, что когда-то наши земли были союзниками…
Молчавшая до этого Айсулу серьёзно посмотрела на парня:
— За столько лет многое могло измениться. Даже до Великого раскола все народы различались, но находили точки соприкосновения. Так было, пока народ севера не нарушил союз.
В воздухе повисло осуждение. Каз и Влад одинаково сжали бокалы, ни чем другим не выдавая напряжение. Это вина их предков, живших столетия назад. Единственное пятно на безупречной репутации. Можно простить любую ошибку, но только не предательства содружественной страны, погубившей миллионы жизней.
Триста лет упреков служили хорошим наказанием.
— Второй воин Круга совершил непростительный поступок. Север помнит об этом, как будут помнить и наши потомки. Не в моей власти изменить прошлое, но я сделаю все, чтобы не допустить повторения.
Вызов
