сообщницы я стану якобы его жертвой, что, служа вам, я спасаю себя, обеспечиваю будущее и уничтожаю настоящее…
— Я клянусь вам своей честью.
— Своей честью… — задумчиво повторила Нисетта.
Снова несколько минут прошло в молчании. Винсент с беспокойством наблюдал за ней.
— Все это хорошо, но когда его возьмут, то он скажет…
— Его никто не возьмет.
— Что вы говорите?
Винсенту было неприятно, но тем не менее он сказал:
— Андре в наших руках. Мы не собираемся предавать его суду. Мы только докажем, что он виновен, но за глаза.
— Я могу рассказать все, что угодно. Между нами не будет очной ставки?
— Нет. Вы сообщите правду о нем. Только тогда мы согласны молчать о вас.
— Но вы обещаете мне, что я его никогда больше не увижу? Дайте слово, что у нас с ним не будет очной ставки.
— Вы будете вызваны только тогда, когда он умрет.
Услышав последние слова, она испугалась, так как поняла, что те, кто хотел отомстить за жертвы Андре, гораздо сильней, и ее жизнь для них будет значить очень мало, если им придется ею пожертвовать.
Нисетта всегда действовала под влиянием минуты. Не заботясь о будущем, презирая прошлое, она жила только настоящим. Она не думала о последствиях такого поведения. Убежденная, что она не подвергается никакой опасности, а наоборот, будет находиться под покровительством семьи Лебрен, она решительно сказала:
— Хорошо, мсье, я к вашим услугам. Я сделаю то, что вы хотите.
Он подал ей показания, записанные Панафье, и она поставила свою подпись.
— Разве вы не вдова? — спросил Винсент, читая ее подпись.
— Для всего света я вдова, во если эта бумага попадет в суд, то я не хочу лгать.
— Ваш муж жив?
— Жив, но я не знаю, что с ним случилось. Он изменил имя, как и я, и мы с ним все это время не виделись.
Винсент спрашивал об этом совершенно равнодушно. Он делал это для того, чтобы протянуть время, пока сохнут чернила.
Затем он тщательно свернул бумагу и положил ее в бумажник, говоря:
— Теперь слушайте меня. Я дам вам необходимые деньги для переезда, и вы отправитесь к себе домой, где постараетесь жить как можно проще и скромнее. Так как с этого дня могут проверить, как вы живете, то следите за собой и ждите от нас известий.
Эти слова не успокоили Нисетту. Поэтому она, получив деньги, напомнила:
— Дайте слово, что я не буду скомпрометирована. В противном случае я не скрою ничего.
Но Винсент сухо перебил ее:
— Вам не нужно будет говорить ничего сверх того, что мы вам скажем, когда наступит время. Если же вы заговорите, то в руках правосудия будет только одна жертва — вы.
Тон Винсента привел Нисетту в ужас.
Тот же, посмотрев на нее и поняв, что она укрощена, сказал:
— Прощайте, мадам. Мы увидимся с вами в Париже.
И вышел.
Сжав в ярости губы, Нисетта говорила себе: "Я должна повиноваться — или я погибла".
Она позвала лакея и приказала ему отнести чемоданы на станцию Парижской дороги.
Глава V
СТРАННАЯ ГОСТИНИЦА, НЕ МЕНЕЕ СТРАННЫЙ ХОЗЯИН И УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ
На расстоянии нескольких часов от Гильона по дороге в Дом-ле-Дам находится маленький кабачок.
Дом имеет всего два этажа, причем в верхнем — четыре комнаты, а в нижнем — только три.
В большом зале стоят пять столов. За этой комнатой расположены кухня и комната, в которой спит хозяин дома.
Воэле дома посажен фруктовый сад, который спускается к реке Гюзансен.
Кабачок этот сам выглядит весело, и вид из него великолепный. Он стоит возле горы и по своему расположению должен привлекать посетителей. Содержится он в чистоте, что можно редко встретить в маленьких деревнях Франш-Конте, а между тем в зале раздается только монотонный звук маятника.
Дело в том, что дом пользуется плохой репутацией. Он был открыт всего несколько месяцев тому назад, и в день открытия один из посетителей был убит. И хотя это не было доказано, но ходили слухи, что хозяин — бывший каторжник.
В тот день, когда мы вводим читателя в этот кабачок, хозяин его сидел у дверей, облокотясь на стол и опершись лбом на руки. Это странное существо было красиво, как Квазимодо, и высоко, как Мефистофель. Его руки были так длинны, что он мог ими доставать с одного конца стола до другого. Звали его Грибом — то ли из-за его носа, то ли из-за горба.
Наши читатели вспомнят, что видели его в начале нашего рассказа в кабачке "Бешеная кошка".
Он получил в наследство дом, виноградники и немного денег.
Тогда он превратил свой дом в гостиницу и повесил над ним вывеску.
Устроив у себя меблированные комнаты, он надеялся, что найдется какой-нибудь иностранец, который соблазнится прекрасным видом и захочет покупаться в Гильонских купальнях, но предпочтет жить не среди больных в гостинице.
Гриб сидел возле двери и думал: "Вот какая награда за то, что человек хочет жить честно…"
Вдруг он услышал стук приближающегося экипажа. Он взял тряпку и вытер пыль со стола, говоря:
— Это звенят колокольчики. Может, почтальон захочет выпить бутылочку вина.
Он вышел на улицу посмотреть и увидел вдали почтовую карету, мчавшуюся во всю прыть, несмотря на крутой спуск с горы. "Этот почтальон рискует сломать шею себе и ноги — своим путешественникам", — подумал Гриб.
Тем не менее экипаж безо всяких приключений доехал до дверей гостиницы "Добрые ребята".
Гриб с салфеткой в руках стоял у дверей и улыбался путешественникам самой любезной улыбкой.
Он с удивлением заметил, что почтальон, здоровый малый, без сюртука и даже без сапог.
Когда экипаж остановился, чей-то голос сказал:
— Узнай, далеко ли нам еще?
С козел соскочил человек и подошел к Грибу.
Тот взглянул на него, и оба в один голос вскричали:
— Как! Это ты!
Почтальон следил с удивлением за этой сценой. Он был слишком далеко, чтобы услышать, о чем говорят.
Услышав восклицания, к дверцам кареты наклонился какой-то человек и спросил:
— Что случилось?
— Господин Панафье, посмотрите, какая встреча!
Хозяин гостиницы, услышав это имя, подбежал к карете, говоря:
— И вы здесь, господин Панафье?
— Гриб, — сказал с удивлением последний, — что ты здесь делаешь?
— Я здесь поселился. У меня гостиница, ресторан, меблированные комнаты, конюшня, сарай.
— Далеко ли мы от монастыря траппистов?
— Отсюда не больше мили. Окажите мне честь, остановитесь у меня.
Панафье оглянулся вокруг.
Увидев уединенный домик и пустынную дорогу, он вышел из экипажа, запер дверцу на ключ и
