Книга Полуночное солнце - Рэмси Кэмпбелл

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103

начал только в конце 1988 года. Эта книга, безусловно, стала самой трудной из написанных мною, и к Пасхе 1989 года я был настолько недоволен своими успехами, что меня подмывало все бросить. Взяв с собой рукопись в поездку на Джерси, я вычитывал ее по утрам, и тогда убедился, что стоит продолжить. Подозреваю, корень моих проблем заключался в сознательном отказе от любого физического насилия, даже от самой угрозы насилием. И если в моих следующих романах я обходился без этого, то так получилось само собой.

Я перечитал книгу, чтобы написать это послесловие. Спустя тридцать лет я так плохо помнил ее, что словно читал книгу какого-то другого автора. Большое видится на расстоянии, и она показалась мне куда более успешной, чем я запомнил. Я ведь успел позабыть, что благоговейный трепет и ужас, а не просто результат их воздействия, должны были стать главной темой. Ныне покойный, великий Джоэл Лейн был поражен отсутствием любого опознаваемого зла и неприкрытых социальных метафор и выразился по этому поводу так: «Всеобъемлющий смысл в бездонном неведении». В своем благожелательном отзыве С. Т. Джоши интерпретировал финальный переворот в чувствах Бена как символ моего автобиографического отхода от Лавкрафта и переключения интересов на человеческое (или, как мог бы выразится сам Лавкрафт по этому поводу, превращение в «землечёта»). Спустя несколько лет Марк Сэмюэлс обратил внимание, на какую историю похожа моя, хотя сам я того не сознавал. В конце концов, моей книге предшествовал один знаменитый роман, где отец семейства становится все более одержимым и превращается в настоящее зло для родных, и при этом все они находятся в снежном плену. Наверное, в глубине сознания очень хотелось ухватить неподдающееся четкому объяснению видение, которое возникло в воображении после первой же встречи с простым словом «Сияние», хотя изначально Стив назвал свою книгу «Свет» (и по вполне понятным причинам изменил).

Я с облегчением понял, что по вводной части «Полуночного солнца» совершенно не заметно, каких усилий она стоила. В первом варианте она была до неприличия многословной, и, наверное, по этой причине в том числе, весь ее запал угасал задолго до конца восьмой главы. Например, женщина-полицейский, у которой во второй главе опубликованного варианта осталась половина предложения, подробно расспрашивала Бена: «Сколько поездов ты сменил? Моя дочка, она твоего примерно возраста, очень бы тебе позавидовала. Она, видишь ли, обожает поезда. У нее на чердаке целая коллекция. Хочет, когда вырастет, стать машинистом…» Конечно, все это обрисовывает характер персонажа, но при этом тормозит движение. Основные части тоже были избавлены от словесного балласта. Так, в пятой главе Миллиганы отправлялись вместе с мальчиками на автомобильную прогулку в выходной, машина ломалась на открытой местности в разгар сентябрьского вечера, и Бен отходил от нее:

Бен не собирался уходить далеко – ровно настолько, чтобы свет фар не мешал смотреть на небо. Дойдя до поворота дороги, он бросил взгляд назад. Машина осталась дальше, чем он думал, с этого места он видел только изнанку капота между силуэтами родителей Доминика. Свечение, над которым они склонились, было словно костер, к которому жалось племя, и Бен подумал, что он единственный отважный его член, решивший отправиться в неизведанную темноту. Он шагал, уставившись в землю, чтобы, как ему казалось, видеть, куда ступает, но сейчас он осознал, что попросту оттягивает момент, когда придется поднять голову. Как только его закрыла от машины живая изгородь, он заставил себя взглянуть на небо.

Ему показалось, он выпал из этого мира. Тьма будто бы потянулась к нему сонмом звезд, потянулась к нему светом, таким же холодным, как и пространство между звездами. Он вроде бы даже почувствовал, как именно движется к нему свет, немыслимо стремительно и при этом медленнее, чем снежинки на фоне бесконечного времени. Он понял, что дрожит всем телом, однако ощущение оказалось каким-то слишком далеким, чтобы вернуть его мыслями на землю. Он уже не понимал, где находится, знал только, где обязан быть сейчас – и как будто уже оказался там, – в Старгрейве. И в то же время, из-за безграничности космоса, окружавшего его, казалось, никакой спешки нет. Старгрейв точно может подождать, пока Бен не станет старше, раз уж там скрыто нечто, способное вот так до него дотянуться.

Достаточно проникновенно и в тему, но при этом до крайности многословно, подумал я тогда и считаю так до сих пор, хотя несколько предложений из этого первого варианта пригодились в переработанном виде. Три из них я перетащил в седьмую главу, где они оказались гораздо уместнее. Шестая глава начиналась с туманных абзацев вместо нынешнего краткого и ясного вступления, да и в целом в первом варианте все происходило значительно медленнее. Я прекрасно помню, как после первой главы повествование стало увлекать меня все меньше, и мне удалось вернуть ему энергию, только сократив текст и, как я надеюсь, улучшив его в процессе переписывания. Сказка о ледяных духах, которую Бен рассказывает в шестой главе, подстегнула мое воображение, зато «рождественская» глава распухла, и пришлось ее урезать. Эпизод с Эдит Дейнти остался по большому счету нетронутым, но при этом он оказался тем самым моментом, с которого я подумывал забросить книжку.

Помогли ли жена и дети Бена вернуть ее к жизни? Наверное, автобиографическая основа помогла, пусть и совершенно размытая, и, как мне кажется, голос автора отчетливо слышен в девятой главе, когда Бен рассуждает о том, что нужно сказке позволить себя рассказать. Эпизод из десятой главы, когда герой терпит бедствие в Озерном краю, основан на личном опыте, хотя меня спасли незнакомые люди, как и эпизод с покупательницей в книжном магазине, выбиравшей книгу в подарок. Вид гостиницы, закрытой на зиму, промелькнувший в тринадцатой главе, тоже из числа воспоминаний: мы останавливались в гостинице деревни Мандзли в Норфолке, когда наши дети были совсем маленькими, а затем я приехал туда в декабре с лекциями, и было так грустно видеть ту же гостиницу запертой и пустынной. Когда в целом сжатое повествование взрывается в шестнадцатой главе нелепыми виршами, это выглядит как поблажка самому себе. Наверное, мне требовалось как-то расслабиться, чтобы собраться с силами для решения задачи, маячившей впереди. В симфонии подобную вставку можно было бы назвать скерцо, а произведение в жанре хоррор чем-то схоже с музыкальным сочинением, – например, необходимостью соблюдать темп. Интерьер дома Уэстов из семнадцатой главы позаимствован из нашего первого дома в Ливерпуле на Бакингем-роуд, 54. Скала из девятнадцатой главы прибыла из деревни Турстастон – боюсь, теперь мне на нее уже не

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103