—Первая половина,— уточнил Нордан.— Считаешь, и здесь есть связь?
—Не уверен, но имеет место странное совпадение, на которое я никогда раньше не обращал внимания. Период активных внутренних разногласий тоже приходится на первую половину шестого века. Жаль, на доступ в архив вряд ли стоит рассчитывать в ближайшее время…
—Тише. Уснула.
Я ощущаю смутно, как проводят легко кончиками пальцев по моей щеке, как меня гладят невесомо по волосам. Не могу понять, где чье прикосновение, и действительно засыпаю.
* * *
Впервые с отъезда мужчин мне даже не тепло — жарко немного. Я шевельнулась, пытаясь выбраться из тесного кокона одеяла и покрывала. Почувствовала, как нос щекочет аромат сандала и лета, открыла глаза. Дрэйк полулежал рядом, опершись спиной на подушку, и наблюдал за мной. Успел снять пиджак и галстук, расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке.
—Доброе утро, Айшель,— полуулыбка, сдержанная по обыкновению, но теплая, отзывающаяся радостью в сердце.— Как ты себя чувствуешь?
—Доброе.— Я перевернулась с бока на спину, потянулась осторожно всем телом, прислушиваясь к своим ощущениям. Холода нет. И, что удивительно, привычной уже тошноты тоже.— Хорошо,— только часть постели справа от меня пуста.— Где Норд?
—Ушел.
—И… когда он ушел? Посреди ночи не выдержал и сбежал? Или сразу же, едва я заснула?
—Час назад по делам,— ответил мужчина спокойно.
И оставил меня с Дрэйком? Странно. Или…
Вчера Нордан провел весь день со мной, пока Дрэйк занимался какими-то своими делами. Сегодня дела уже у Нордана, а Дрэйк остается со мной.
—Вы меня охраняете?— догадалась я.— По очереди?
—Присматриваем,— поправил мужчина.— По очереди.
Я приподнялась, пригляделась к Дрэйку. Не думаю, что он спал позапрошлой ночью.
—Вы хотя бы немного спали этой ночью?
—Нет,— мужчина помолчал чуть и продолжил: — Когда ты вчера говорила о жизни по указке инстинктов, ты даже не представляла, в какой степени это относится и к нам. Инстинкты сродни животным, первобытным, которые прежде не давали о себе знать, и теперь не поддаваться, контролировать их куда сложнее, чем я предполагал еще недавно.
—Ты тоже хочешь вырвать горло сопернику, посягнувшему на твою… женщину?
—Нет. Хотя скорее да. Трудно спать в таком состоянии.
И в присутствии соперника.
Я коснулась щеки Дрэйка, колючей, горячей. Жар исходил от его кожи, от тела, словно я подносила руку к настоящему пламени.
—Ты, наверное, не мерзнешь зимой.
—Не сильно.
—И открытый огонь тебя не обжигает?
—Нет. Но здесь тоже требуется строгий контроль. Мне огонь не повредит, однако может случайно сжечь мою одежду или окружающие предметы.
Я выбралась из-под одеяла и покрывала, босиком проскользнула в ванную. Мне казалось, утренняя тошнота не проходит так быстро. Я не жалуюсь, просто не понимаю причин своего хорошего самочувствия.
Умывшись и одернув как следует сбившееся за ночь платье, я покинула ванную. Дрэйк уже стоял возле кровати, поправлял манжеты рубашки.
—Куда именно ушел Норд?
—По делам.
И все. За видимой мягкостью интонации — сталь предостережения, нежелания давать подробный ответ на мой вопрос.
—Тебе надо было сразу рассказать о всплесках магии.
—Я говорила… Норду, что стала… мерзнуть.
—Мерзнуть и материализация силы — разные вещи.
—Вчера… было впервые, чтобы вот так…— начала я и осеклась вдруг.
Не впервые. Когда я призналась Нордану, рассказала о второй привязке, о Дрэйке, мне было холодно. И мои слезы превращались в льдинки.
—Значит, не впервые,— мужчине хватило моей заминки, одного быстрого взгляда на мое растерянное лицо.— Пойми правильно, Айшель, всплески опасны, тем более хаотичные. Как для тебя, так и для окружающих. И наблюдая за тобой вчера, я сделал вывод, что ты даже не пытаешься их контролировать.
—Я не знаю, как…
—Норд прав: ты слишком много волнуешься.
—Было бы странно не волноваться при нынешних обстоятельствах. Братство может в любой момент попытаться избавиться от меня, беременность, отъезд, твоя холодность…
—Мое внимание лишь подвергает тебя лишней опасности,— неожиданно перебил Дрэйк резко.— И переданная Беваном информация это только подтверждает.
—Они бы все равно узнали, раньше или позже, с тобой или без тебя,— покачала я головой. Сердце сжалось вдруг от мысли, от осознания радостного и одновременно исполненного печали пронзительной, отчаянной.— Когда мы вчера гуляли, Норд так… трепетно, благоговейно прикасался к моему животу, что… Он не сможет находиться вдали от меня, от нашего ребенка. Куда бы нам ни пришлось уехать, он последует за нами, он не ограничится визитами раз в месяц или еще реже, а значит, так или иначе неизбежно привлечет внимание ваших старших. Или кого-то из остальных младших, кто расскажет обо всем старшим. Ни ты, ни Беван не сможете прикрывать его вечно и факт, что Норда держат в ордене сугубо ради необходимого количества, не спасет, не защитит. Если однажды он устанет от моих претензий и детских капризов или разочаруется в этом жалком подобии семейной жизни — что ж, тем лучше для него, а может, и для нас всех. Но что, если однажды он решит, что должен быть с нами, а не с братством, растить ребенка, стариться со мной, а не присутствовать в наших жизнях сторонним наблюдателем, и попытается уйти? Норд говорил, что покинуть братство можно лишь умерев, и я не знаю, что перевесит в ваших старших — жажда бессмертия и силы или желание любой ценой искоренить болезнь и зараженного ею. Это безвыходная ситуация, Дрэйк, как ни повернись, какой путь ни выбери, везде тупик, везде чья-то смерть. И то, что ты избегаешь меня, ничего уже не решит, не изменит. Только незавершенная привязка будет напоминать о себе, медленно сводя с ума.— Я приблизилась стремительно к Дрэйку, посмотрела в карие глаза, в темноту, скрывающую огонь.— Я не знаю, что будет, если ее не инициировать полностью. Я действительно сойду с ума? Стану еще более вспыльчивой, чем сейчас? Зачахну, словно растение без солнца и полива?
—Я тоже не знаю, что может быть в таких случаях. Не уверен, что подобные прецеденты вообще имеют место.— Мужчина вздохнул глубоко, отступил от меня.— Но рисковать здоровьем твоим и ребенка я не намерен.— Повернулся, вышел в гостиную.
Странно. Когда-то я и вообразить не могла, насколько легко мне будет с Норданом и насколько тяжело с Дрэйком. Рассмеялась бы в лицо тому, кто заявил бы опрометчиво, что мужчина, пытавшийся меня подарить и передарить, будет готов ради меня терпеть тройную привязку, соперника, в то время как мужчина, чье благородство и доброе отношение ко мне не вызывало сомнений, окажется упрям и непреклонен в своем знании, как лучше для всех.