Элизабет тем временем мастерски произносила монолог, и ее голос разносился так звонко, будто бы она была не в стенах их старого дома, а на сцене огромного театра. Румер вспомнила тот вечер, когда они с Зебом пошли на этот спектакль, и поежилась.
Спустившись вниз с золотой брошкой в руке, Румер как раз подоспела к громким овациям в честь выступления сестры. Громче всех хлопала Куин, ее лицо светилось от радости, ведь она услышала такие чудесные стихи из уст матери Майкла.
У Румер зашлось сердце от горестных воспоминаний. Тогда Элизабет как раз играла Джульетту в театре «Ларк»; сидя среди зрителей, Румер пребывала в неописуемом восторге, грезя о том, что все это действо рассказывало о ней и о Зебе. Однако уже той ночью, пока она ехала на поезде домой, Зеб нашел брошку Элизабет, и они стали любовниками.
– Брависсимо! – кричала Куин, отбивая ладоши. Румер подошла к ней и положила на ее шершавую от рыбалки ладонь свою брошку. Куин посмотрела ей в глаза и улыбнулась.
– Погляди-ка и на мамину, – сказал Майкл.
Куин сосредоточенно переводила взгляд с одной брошки на другую. Румер уже давно перестала пытаться выяснить, в чем же заключалось их отличие. Возможно, в день изготовления этих украшений ее мать осеняла их разными благословениями – по одному для каждой из своих совершенно разных дочерей.
Обе броши были высотой примерно в один дюйм. Маяк на них был точной копией маяка Викланд-Рок – того, сложенного из кирпичей, с четырьмя небольшими окошками, расположенными друг над другом, и с мощным фонарем на самом верху. От основания башни расходился скалистый остров. На броши он был выполнен из крохотных золотых самородков.
– Остров совсем как настоящий, – сказала Куин, водя по поверхности брошек указательным пальцем.
– А с чего мы вдруг решили, что Куин отыщет секрет отличия брошек?
– Потому что у Куин очень хорошо получается, – сказала Румер, положив руку на плечо девчушке, – видеть истинную природу вещей. Она всегда была такой. Насколько мне известно, только она встречалась с единорогом мистера и миссис Мэйхью.
– Да, – прошептала Куин. – Туманными ночами.
– Ты сказала, что я тоже видел одного, – поддержал ее Майкл. – В день свадьбы твоей тети.
– Ох, неужели ты начал баловаться марихуаной? – пошутила Элизабет, но никто не обратил на нее внимания. Все взгляды были устремлены на Куин, однако никто, кроме Румер, не уловил то мгновение, когда она разгадала секрет. Даже Майкл.
Но Румер знала Куин с самого ее рождения. Годы научных трудов научили ее подмечать мельчайшие детали. Ту мимолетную секунду, когда что-то щелкает, и факты встают на свои места, и все внезапно обретает смысл. Она занималась этим и в школьной лаборатории, и на практике, и на работе.
У Куин от волнения покраснели щеки и шея. Моргнув, она покачала головой и протянула броши их законным владелицам.
– Извините, – мягко сказала она, но при этом выразительно посмотрела на Румер. Затем Куин покосилась на Зеба и покраснела еще больше.
– Ладно. Ты хотя бы попробовала, – сказала Элизабет. – Итак, как насчет торта?
– Подожди, – остановил ее Майкл. – Есть еще кое-что…
– Как тебе будет угодно, дорогой. Ты наш именинник.
– Я хочу, чтобы Куин прочитала мне свой подарок.
– Прочитать? – улыбнулась Куин.
– Ага. Строчки… Акт третий, сцена вторая, – улыбнулся в ответ Майкл.
Элизабет усмехнулась.
– Значит, устами младенцев глаголет истина, – вздохнула она. – Не хочу хвастаться, но вы только что слышали лучшую Джульетту из всех Джульетт… скажи им, Зеб.
Зеб проигнорировал слова Элизабет, он глядел на Куин и подбадривал ее кивком.
– Давай, Куин.
– Я не смогу, особенно после такого грандиозного выступления, – сказала Куин.
– Еще как сможешь, – возразила Румер. – Пусть все идет от твоего сердца, как когда ты заносила эти строчки в свой дневник.
– Ты справишься, Куин, – передав девчонке брошку Румер, сказал Зеб. – Приколи ее на удачу.
Куин не стала прицеплять брошку, а просто зажала ее в своей ладошке. Она закрыла глаза, как будто набираясь сил и вдохновения золота, любви и близости Майкла. Румер просто предчувствовала потрясающее выступление, и еще до того как Куин открыла рот, она уже точно знала, что оно-то и будет восхитительным, потому что будет искренним.
– Приди, о ночь, приди, о мой Ромео.
Страсть в ее голосе потрясла Румер до кончиков волос. Не сводя глаз с Майкла, Куин продолжила:
– Мой день в ночи, блесни на крыльях мрака
Белей, чем снег на ворона крыле!
Ночь кроткая, о ласковая ночь,
Ночь темноокая, дай мне Ромео!
Когда же он умрет, возьми его
И раздроби на маленькие звезды
Тогда он лик небесный так озарит,
Что мир влюбиться должен будет в ночь
И перестанет поклоняться солнцу.[3]
Утирая слезы, Румер думала, что Куин сделает то же самое. Но ее вниманием целиком владел Майкл. Он глядел на нее своими яркими глазами со всей любовью, на которую только было способно его сердце.
– Ты бесподобна! – сказал он.
– Это было лично для тебя, – Куин расплылась в улыбке.
– Маленькие звезды, – прошептал Майкл. – Я подарю их тебе, когда мы поженимся.
– Что? – Элизабет ахнула.
– Мы собираемся пожениться, – сказал Майкл.
– Ты спятил! – повысив голос, воскликнула его мать. Зеб сохранял спокойствие. Напустив на лицо некую суровость, он наблюдал за развитием драмы. Он почувствовал в своем сыне мужество, непреклонность и целеустремленность. Майкл словно решил для себя, что, достигнув восемнадцатилетия, ему уже во что бы то ни стало нужно жениться на Куин Грейсон.
– Отговори их, – обратилась Элизабет к Зебу. Но он молчал. Тогда она повернулась к Румер: – Ты слышишь меня? Скажи им, что это противозаконно.
– В любви нет ничего противозаконного, – заявила Румер.
– Но не в таком возрасте!
– В таком возрасте? – удивился Зеб.
– Да! Пусть гуляют сколько влезет. Кино на пляже, катанье на лодке, Литтл-Бич, любовные записки в ящике «Фолейс»… этим они хотя бы не загубят свои жизни.
Произнося свою тираду, Элизабет посмотрела Румер прямо в глаза, а потом резко отвела взгляд в сторону. Атмосфера таинственности наполнила комнату. У Румер заколотилось сердце, и она поняла, что настало время поглядеть правде в лицо, от чего она так долго пряталась. Взгляд Элизабет пронзил Румер подобно острому ножу, и ей понадобились все силы, чтобы перевести дух.
