Потом они очутились возле Бранденбургских ворот, и Дара неожиданно засмеялась, встала перед ними на площади с стала махать руками, изображая знаменитую регулировщицу движения военного времени. И на мгновение преобразилась — плащ превратился в солдатскую брезентовую накидку, на голове пилотка и в руках — флажки. Только в волосах остались бриллианты… Хортов сморгнул видение, подхватил ее под руку и повлек дальше. Это ее баловство сбило с толку, Андрей ощутил, как исчезает чувство пути, рвется ниточка, за которую он держался. Покрутившись на месте, будто стрелка компаса, он наконец выбрал направление и побежал. Куда-то исчезли с улиц люди, хотя не было еще двенадцати, не стало машин, и вдруг погасло уличное освещение и реклама.
— Это знак! — обрадовался он. — Еще немного!
Миновав несколько кварталов, Андрей резко повернул вправо и остановился перед высоким, готическим зданием, зажатым современными домами. В узких окнах брезжил зеленоватый свет.
— Это же костел, — сказала спутница.
— Он здесь, — Хортов взвел тетиву арбалета и вложил стрелу. — Открой, пожалуйста, дверь.
Дара взошла по ступеням, потянулась рукой к медной ручке и вдруг отдернулась и отступила. Андрей тотчас оказался рядом.
— В этом храме готовится черная месса, — проговорила она. — Там есть жертва… Кажется, мальчик… Или женщина!
— Открывай!
Она обернулась на восток, постояла несколько секунд, вскинув руки, затем резко рванула ручку двери…
В глубине храма горели две свечи, заслоненные широкой спиной, так что виделся лишь их отблеск на стенах и распятии. Андрей медленно шел по проходу между скамьями, и человек у алтаря так же медленно разворачивался. Теперь его лысый череп освещался с затылка, над головой возник желтоватый нимб, зато лицо стало темным и неразличимым.
— Я ждал тебя, — сказан он шелестящим от хорошей акустики голосом. — Знал, что придешь.
Хортов остановился в пяти шагах, держа арбалет у бедра.
— Вот я и пришел. Где жертва?
— Жертва — это я, — показалось, он усмехнулся. — Впрочем, и ты тоже.
— Здесь должен быть мальчик. Где он?
— Нет никакого мальчика… Это меня приводили сюда, чтобы принести в жертву. И я жалею теперь, что отец не совершил обряда заклания.
— Тебя однажды пощадили. Сейчас тебе не избежать рока.
— Ты вошел в храм с оружием.
— Но и у тебя на поясе нож.
— Убивать меня сейчас нет никакого смысла, — вдруг засмеялся он, и нимб задрожал, закачался над головой. — Ты еще не знаешь!.. Ты ничего не знаешь, хотя по моему распоряжению тебе приносят газеты!.. Об этом никогда не напишут!.. Все останется тайной… Пронский сдал акции государству! Да! Его взяли в оборот и вырвали пакет Третьего рейха! Ты остался без наследства!
Его гомерический хохот бился под куполом и падал оттуда, словно расплавленный металл. Еще мгновение, и сердце не выдержало бы такой пытки. Тем более невидимая Дара, а вернее, ее изнеможденный голос оказался возле уха.
— Он принес жертву… Это Барбара на алтаре, и много крови…
— Ты… остался… без наследства, наследник! — в лицо смеялся он, а будто толкал столб огня. — Да, я воздал! Не успел мой отец — я сделал это! Грядет катастрофа этому миру!
Тетива арбалета щелкнула, словно пастуший кнут, железная стрела скользнула в темноту; в тот же миг хохот оборвался, и, кажется, под сводом костела послышался облегченный вздох.
* * *
В немецкой тюрьме они отдыхали шесть месяцев определенного судом срока, от звонка до звонка, и вернулись в Россию лишь в начале мая. Весна была дождливая, сумеречная, люди ждали тепла, а становилось все холоднее, как осенью. С прошлым было покончено навсегда, но все равно, едва оказавшись в накопителе перед таможней, он купил газету, поискал рубрику «Тайны империи» — она существовала, только под ней была опубликована статья о неком институте, который существовал еще несколько лет назад и занимался созданием психотронного оружия — разведцентр продолжал работу…
Чтобы не томиться в очередях и не испытывать унижающих проверок, они прошли через «зеленую зону», вместе с туристической группой, и как только Хортов «въехал» в страну, так сразу же ощутил беспокойство. Двое в гражданском подлетели к пограничникам на выручку, но Дара вовремя прикрыла его плащом. Сыщики покрутились возле турникета, сигнал пошел дальше и выше, через минуту весь аэропорт был под незримым оцеплением.
— Что, теперь мне всю жизнь ходить под твоим плащом? — спросил он хмуро. — Или сдаться да отдохнуть в родной тюрьме?
— Тебе плохо под моим покровом?
— Хотелось бы пройти с гордо поднятой головой.
— Кому-то ты еще интересен, — определила Дара. — Это же совсем неплохо, значит, еще не забыли о тебе.
— Давай полетим на юг, — предложил Андрей. — Там меня никто не знает, да и тепло, и можно купаться в море.
— Мы должны ехать в Великий Новгород, — напомнила она.
— Зачем?
— Я представлю тебя Стратигу.
— Такое чувство, будто меня обокрали, — признался Хортов.
— Ты еще не успокоился?
— Нет, и не успокоюсь.
— Но ты же выполнил свой урок?
— Я только спрошу, зачем Пронский сделал это. Его вряд ли можно взять в оборот и заставить отказаться от своих замыслов. Он держал в руках мощнейшее оружие. Вот это было настоящее психотронное оружие… И вдруг сдался без боя?..
— Кощей мог обмануть тебя, чтоб спасти свою жизнь.
— Нет… На сей раз он говорил правду. Потому и пришел в этот костел. Все члены его рода приходили туда, если кто-то терпел поражение.
— Ладно, я не против искупаться в море, — согласилась Дара. — Только на один день.
Они сели в рейсовый автобус и переехали во Внуково. И там сыщики кого-то искали, немногие пассажиры томились на лавках, поскольку билетов не было: один из кандидатов в президенты откупил все рейсы, чтобы свезти бесплатно защитников Севастополя на День Победы — близились выборы. Сами защитники и защитницы находились в зале для богатых и почетных пассажиров, с портретами кандидата в руках и выглядели почему-то очень молодо. Дара завела Хортова в этот зал, и скоро веселая компания участников обороны ринулась по полю к самолету. Весь полет стюардессы по очереди пересчитывали пассажиров, проходя между кресел и стреляя глазами, и получалось, что двое лишних или, напротив, двоих не хватает.
В Симферополе ветеранов встречали с оркестром, повсюду разливалось беззаботное настроение, радостные люди с цветами, украинскими флагами и счастливыми улыбками, громкая музыка из динамиков, как на субботнике — одним словом, веселый праздник, — до Дня Победы оставалось два дня.
