— В Президио?.. Ты знаешь, что там, в Президио?
— Знаю, там была военная база, а теперь чертоги кощеев.
— Прости, милый, я забыла. Мне всё вспоминается Москва и тот… Мамонт. Ещё почти незрячий, страстный… Помнишь, как ты приставал ко мне? — она погрозила пальчиком. — Особенно, когда выпил эликсир любви «Валькирия»!
Её скульптурно вылепленный живот слегка подрагивал, напоминая танец живота гейши Айоги на охотничьей базе «империи» Тойё.
— После этого я познал Книгу Камы, — сказал он.
— Да, — с сожалением произнесла Дара. — Мои чары больше не действуют на тебя?
— К сожалению, нет.
Она засмеялась, коснулась на секунду своим телом, поцеловала в щёку.
— И всё-таки — к сожалению! К сожалению!
— Так что, дорогая, есть у нас подходящая машина для Президио?
— Есть, — она смахнула смех со своего лица. — Коллекционный чёрный «понтиак». Этот урод как раз будет для такого места. Вообще там принято ездить на катафалках. У них даже вертолёты чёрного цвета.
— Тебе страшно? — угадал он.
— Мне неприятно ехать туда, — Дара убрала приготовленное платье в шкаф и достала другое, ослепительно белое.
— Прости, дорогая, но я без тебя не обойдусь.
— Понимаю, милый, — она слабо улыбнулась. — Сам виноват, избаловал меня в Москве. По наивности своей всё хотел сделать сам.
— Больше не буду баловать, — заверил он, однако поправился: — Ну, если только изредка, в знак особого к тебе расположения… И прошу тебя, одевайся побыстрее.
— Как ты сильно изменился, — с радостной грустью вымолвила Дара. — С дороги не принял душ, не выпил кофе… Извини, дорогой, твоя поспешность напоминает суету.
— Соль Знаний я вкушал в «колонном» зале, — холодно объяснил Мамонт. — Надо мной всё время опускался потолок. И я почувствовал там краткость человеческой жизни.
— И даже несмотря на это, никогда не торопи Дару, стоящую у зеркала. Энергия очарования к нам приходит через это стекло.
— Да, прости, я забыл об этом. Подожду тебя в машине.
— «Понтиак» стоит в четырнадцатом боксе, — не отрываясь от своих занятий, сообщила она.
Мамонт выгнал автомобиль к подъезду и через несколько минут появилась Дара. Он отвёл глаза в сторону…
— Теперь я готова, — сказала она, усаживаясь за руль. — Тебе, милый, сегодня лучше побыть в качестве пассажира. Посмотри на этот Новый Свет. И особенно на полицейских.
Стражи порядка вытягивались и козыряли, завидев коллекционный чёрный автомобиль совершенно абсурдных очертаний и форм. Они исправно и невозмутимо отдавали честь, даже когда лихая Дара мчалась на красный свет или выезжала на полосу встречного движения, распугивая машины.
А сам Новый Свет лежал, как удав, заглотивший пол-мира и теперь в безразличной, бесчувственной неподвижности переваривающий ещё живую пищу…
* * *
Снегопад не прекращался, белая стена в ночи расступалась перед ними и тут же смыкалась за спиной. Шли напрямую, по дороге, когда-то соединявшей обсерваторию на горе Астре, Сатву и уездный городок Пловар в единый мир, ныне разорванный зоной. Этот путь был частью древнего Пути к Сущности Мира, внешне ничем непримечательной горе, являющейся между тем сакральным центром Земли Сияющей Власти.
Всего какую-то тысячу лет назад арийские народы знали этот Путь и охраняли его от космоса Земноводных, несущих за собой Великий Хаос, ибо состояние хаоса начиналось там, где заканчивалось знание Путей Земных и Небесных. Последний прорыв к Сущности Мира совершил Вещий князь Святослав. Разгромив Хазарию, оседлавшую узел Южных Путей и Белую Вежу, он двинулся в Землю Сияющей Власти, также захваченную волжскими булгарами — плоть от плоти и кровь от крови хазарского каганата. Он сел на Сатве и сказал: «Середина моей Земли здесь!»
И был убит Земноводными кощеями с соблюдением ритуала Великого Хаоса: из отчлененной головы его выскребли твёрдый мозг и заполнили символической жидкостью — красным вином.
Эта хмельная чаша означала, что отныне арийские народы пойдут одним путём — к Великому Хаосу, ибо Святослав был последним Светлейшим князем.
И некому стало носить свет и давать огонь.
Эту соль принёс Грифу Авега, явившийся на обсерваторию в снежную ночь, и теперь Арчеладзе шёл, прикрытый плащом Дары, и чувствовал горечь. Хлеб же — пища для размышлений, — был сухим, чёрствым и не менее горьким.
Запорошённый рыхлым снегом Пловар лежал между гор, как один белый сугроб с чёрными точками окон и брызгами редких фонарей, матово светящихся сквозь пелену. Абсолютно пустые улицы, шуршащая влажным снегом тишина создавали впечатление мёртвого городка, оставленного жителями. По сути, так оно и было: Пловар около полугода обстреливался хорватской артиллерией, установленной на горах, с целью вытеснить сербское население. Оповещённые заранее мусульмане ушли, и, когда городок опустел, вернулись и заняли лучшие дома.
Это было самое удобное место, где «дух мертвецов» — «Арвох» мог свить себе гнездо.
Его штаб-квартира, под вывеской Гражданской полиции ООН, располагалась на прилегающей к центральной площади улице, по которой змеились следы строенного патруля. По свидетельству Воробьёва, посты негласной охраны держали под наблюдением всю западную часть городка.
— Теперь иди за мной след в след, — предупредила Дара. — И не смотри по сторонам. Только мне в спину.
Так они прошли около трёхсот метров. Боковым зрением Арчеладзе видел шагающий по улице патруль в покрытых снегом голубых касках — с одной тройкой едва не соприкоснулись плечами, — замечал чьи-то ноги и полы длинных кожаных пальто, редкие колёса джипов: здесь и ночью не прекращалось движение. Когда до штаб-квартиры оставалось совсем близко — уже просвечивали призрачным светом окна, закрытые жалюзи, — Дара внезапно остановилась, проговорила холодными губами почти у самого лица Арчеладзе:
— Не отвлекай меня. Не думай обо мне. Смотри в спину.
Он держался почти до самого подъезда двухэтажного особняка, выбеленного снегом. Сквозь снег проступали чёрные изваяния ампирных скульптур — десятки едва различимых львиных морд и человеческих лиц, похожих на львиные морды. По обе стороны от дверей стояли автомобили, некоторые из них с работающими моторами, «дворники» сбивали снег с лобовых стёкол, и лица людей в кабинах тоже напоминали львиные морды.
— Опусти оружие, — вымолвила Дара, касаясь ледяными губами его горла. — Ты хочешь погубить нас обоих. Перестань меня охранять.
Она накинула полу плаща на его плечи и подвела к двери. Стояли долго, ждали, когда кто-нибудь выйдет или зайдёт в штаб-квартиру, чтобы успеть пройти следом. Арчеладзе чувствовал тепло, исходящее от её тела, лёгкое дыхание и размеренное биение сердца. Наконец дверь распахнулась и мимо мелькнула чёрная тень, от которой несло запахом анатомички. Дара нырнула в дверной проём, увлекая за собой спутника, сделала резкое движение вправо и замерла.
