— Да потому что! Дедушка сказал, что нужно смотреть на картинку, вот видишь?
— Я то вижу.
— Во-от. А что нарисовано?
— Это ты мне скажи.
— Паровоз.
— Паровоз, — согласился Дима, — и где тут А?
Эля развернулась к нему вполоборота, посмотрела снисходительно.
— Но это же пАрАвоз!
Он фыркнул, но сейчас в долгие объяснения пускаться не стал, только девочку по спине погладил, целовать побоялся, хотя очень хотелось.
— Элька болеет? — спросил Гранович у Марины позже, когда она к нему в спальню пришла, устроив дочь в детской мультики смотреть. К Диме под бок легла и снова лоб его пощупала, Дима даже голову повернул, чтобы она дотянуться не смогла. — Я нормально себя чувствую.
— Это ещё ничего не значит. Я тебя теперь неделю из дома не выпущу, так и знай. По крайней мере, на работу.
Дима чуть слышно застонал в сторону, а потом про Эльку напомнил, чтобы тему сменить.
— Температурила позавчера, а на утро как ни в чём не бывало.
Гранович всерьёз нахмурился.
— Что это значит?
— Думаю, нервное, у детей такое бывает. Она ещё разревелась, всё про тебя спрашивала, вот и…
Он несколько смущённо кашлянул в кулак, а Марину крепче обнял.
— Прости.
Она крепко зажмурилась.
— Ладно, Дим, мы же договорились. Оба виноваты. — Марина за руку его взяла, их пальцы переплелись, и она с интересом разглядывала их руки. — В следующий раз будем думать.
— Не хочу я никакого следующего раза.
Марина улыбнулась.
— Так я тоже не хочу.
Он с её щеки тёмный локон сдул.
— Я один там чуть не спятил, честно. Приехал в эту пустую квартиру, тошно так, что слов нет.
— А чего ты психанул? Из-за Игоря? Тоже мне, придумал. Да если бы я… если бы я думала о нём, точно бы в дом не пригласила, а уж тем более ночевать не оставила. — Марина на бок повернулась и Диму обняла. — Я же тебе говорила, не раз говорила, что никогда его не прощу. Я простила ему, что ушёл, простила, что врал, но то, что он тогда… — Она сглотнула. — Просто переступил через меня, я об этом всю оставшуюся жизнь буду помнить. И всё это было ради детей. — Марина подбородок кулачком подпёрла. — Я с ним говорила, позавчера. И всё ему сказала.
— Что?
— Что больше не буду решать его проблемы, помогать ему, пусть сам строит отношения с детьми. И вообще… Представляешь, он ушёл от Даши!
Дима брови вздёрнул, правда, услышанному совсем не удивился, а внутри снова всё натянулось.
— Ушёл, и что же?
Марина плечами пожала.
— Понятия не имею. Вернулся в нашу квартиру, но я посоветовала ему к Даше вернуться.
— Зачем?
— Не знаю зачем. — Марина даже рассмеялась. — Ему Нина Владимировна и без меня всё объяснит. Ладно, — она по его руке ладонью провела, от локтя до плеча, ногти слегка впились в его кожу. — Лучше скажи мне, что мы дальше делать будем.
Гранович хмыкнул.
— Ты меня спрашиваешь?
— А кого мне спрашивать?
— Действительно. — Дима призадумался, лоб потёр, а затем пожаловался: — Кажется, у меня снова температура.
Марина на локте приподнялась и посмотрела на него.
— Что ты выдумываешь?
Он рассмеялся.
— Да правда!
— Переедем, — начала она, причём говорила очень серьёзным тоном, чтобы Димка важность момента прочувствовал, — но не сейчас, а когда учебный год закончится, чтобы Антона не срывать. Осталось каких-то два месяца. И думаю, мы найдём, чем их занять. Нужно столько всего сделать, столько обдумать, столько решить. — Марина снова легла, голову ему на живот положила и стала на потолок смотреть, а Дима наблюдал за ней с некоторым удивлением. Кажется, она всё уже продумала. — Жить где будем? В твоей квартире?
— Можно, — кивнул он, — у меня большая квартира. А можно её продать и купить дом в Подмосковье. Хочешь дом?
Она разулыбалась.
— Хочу. Такой же, как этот. А ещё хочу, чтобы Наталью в Питер перевели. Это тоже столица, причём культурная.
Гранович брови сдвинул, глядя в её спокойное лицо.
— Как тебе не стыдно? Нельзя быть такой ревнивой.
Марина заулыбалась, но упрямо покачала головой.
— Я не ревнивая, я предусмотрительная.
— Ага.
— Ага, — передразнила она его, а посмотрела так, что Дима невольно оправдываться начал.
— Я не звал её с собой, просто так совпало.
— Очень на это надеюсь.
Он руку её отпустил.
— Ты всё-таки ревнивая.
Марина снова повернулась к нему, в глаза ему посмотрела и покачала головой.
— Нет, просто я тебя люблю.
— Да? Это плохо. Потому что я не просто люблю…
Эпилог.
Эля проходя мимо зеркала, приостановилась, на себя взглянула, а потом осторожно прошмыгнула мимо дивана, на котором Дмитрий сидел, в сторону прихожей. Гранович глаза на неё поднял, едва заметно усмехнулся, поражаясь чужой наивности, документ который читал, отложил в сторону, взял другой, а сам позвал:
— Эля, ты куда?
Шорох в прихожей прекратился, на пару секунд воцарилась тишина, а потом Эля будничным голосом оповестила:
— Я иду к Машке. В гости. Ты же разрешил!
— Разрешил. На глаза мне покажись. — Снова тишина, потом девочка появилась в дверях гостиной, уже в куртке, с капюшоном на голове, а губы зажала и очень старалась казаться спокойной, но смотрела куда угодно, только не на Дмитрия. А тот улыбнулся девочке. — К Машке собралась? — Эля с готовностью кивнула. — Очень хорошо. Губы с мылом вымыть, а потом можешь идти. Машке привет.
Эля перестала зажимать губы, и ногой от негодования топнула, правда, тут же взмолилась.
— Папа!
— Я сказал: помаду смыть. И не спорь. А то я ещё маме нажалуюсь, что ты снова её помаду брала.
— Это несправедливо!
— Конечно. Тебе девять, и это несправедливо.
— Почти десять!
— Вот когда будет четырнадцать, тогда поговорим.
— Четырнадцать?!
— А ты как думала?
— Папа, Машка уже красит губы! И ей разрешают!
— Во-первых, Маша занимается танцами, и губы красит, когда выступает. А во-вторых, лет через десять ты ещё радоваться будешь, что у тебя губы розовые, а вот у Маши уже синие.
