Но остальное – не прекратилось.
Я всё ещё здесь.
Здесь – где?
В своей голове? Или действительно поймана Орденом?
Я почему-то так думала, но не могу понять, отчего была уверена в своих мыслях, которым больше не доверяю.
Моё тело по-прежнему осязаемо. Я чувствую. А ещё я чувствую боль – душевную боль и ужасное ощущение страха. Беспомощности. Тоски. И одиночества.
Но я запрещаю себе думать о том, кого мне сейчас не хватает больше всего на свете. Я сломаюсь, если пойму, что на этом всё и закончилось. Так не должно быть. Или должно? Может пришла пора наказания?
Пытаюсь облизать засохшие губы, но ничего не выходит. Я понимаю, что надо протянуть руку и взять стакан воды, иначе мне станет только хуже. Просто не уверена, что хочу, чтобы мне было лучше.
Мой взгляд упирается в угол на камеру. Они знают, что я пришла в себя, но больше никто не заходит.
Хотя я даже не уверена, что последнее не было сном. Но лучше бы это являлось сном. А ещё лучше, если бы я и вовсе начала сходить с ума, и всё это было лишь плодом моего воображения. Потому что тогда я бы точно знала, что, несмотря на то, что сама нахожусь запертой в тюрьме своего разума, Алек где-то рядом со мной.
Но это – неправда.
Свихнувшиеся люди не думают, что они сходят с ума. И не хотят, чтобы реальность являлась галлюцинацией…
Хотя, что я могу знать, о чём думают свихнувшиеся люди? Я больше не могу ничего знать наверняка. Лишь только то, что мой худший кошмар обернулся явью, даже если реальность – и не реальность вовсе.
Я также не знаю, сколько проходит времени. Час. Может быть три. Секунды стали резиновыми, растягивая мой кошмар в бесконечный.
Однако, на удивление, чем больше проходит времени, тем в некоторой степени я привыкаю, переводя своё состояние из забившейся в угол до сидящей в углу.
Я по-прежнему не рискую сдвинуться с места, оставаясь на кровати, словно пол может быть под смертельно высоким напряжением. Мне страшно, хотя и не понимаю, какую именно жизнь я собираюсь сохранять.
Ту, где я заперта в клетке?
Или ту, где я всего лишь схожу с ума от проклятия?
Оба варианта меня не устраивают. Но выбора мне никто не предоставляет.
Я снова отрываю взгляд от разбросанных на белой простыне проводов, отправляя его повторно исследовать комнату.
Белая. Она безукоризненно белая, словно у кого-то из Ордена есть пунктик по поводу этого цвета.
Стены – белые. Пол – белый. Кровать, тумбочка, моя одежда и даже моя когда-то смуглая кожа? Белые, белые, белые…
Четыре на четыре метра этого цвета твердят мне, что я похоронена в нём.
Горло сжимается почти до боли, и мои глаза жадно впиваются в стакан с водой. Но я ничего не предпринимаю. Вода может быть отравлена. Всё здесь отравленное и чуждое, и я не хочу делать вид, что готова принять их лживую заботу, как должное. И пока моя воля сильнее жажды, я игнорирую всё, что находится на подносе, стоящем на тумбочке возле кровати.
Однако это ещё одно подтверждением того, что они знали, как скоро я приду в себя. Они, очевидно, всё знают. Или знает один он. Он даже обо мне знает больше, чем я.
Без меня, Елена, ты никогда бы не появилась на этот свет.
Он знает: что – я.
Притягиваю колени плотнее к груди и снова пытаюсь понять, что ощущаю. Где-то должен быть ответ, подсказывающий реальность это или нет. Но его нигде нет. И я уже совсем не понимаю, что изменится, если я найду его. Я всё равно останусь здесь.
Тяжесть мыслей придавливает меня, мне страшно, хоть и пытаюсь это подавить. Но во мне нет и малой части того сверхъестественного умения Алека – держать всё при себе. Он бы знал, что сейчас нужно делать. Как всегда, простым и безмятежным голосом, в котором столько уверенности, сказал бы мне, как я должна вести себя.
Но его здесь – в той реальности, что я вижу – нет.
И это осознание настолько мучительно, что рёбра трещат от разрывающей внутренней боли. Каждый мускул в моём теле стонет от одиночества, и я съёживаюсь ещё больше. Кладу лоб на колени и прячу лицо под навесом волос, создавая свой тёмный уголок в этой мертвецкой, холодной белизне, что совсем не разобрать, где заканчивается одна часть меня и начинается другая. Наконец, спрятавшись от четырёх следящих за мной камер, я перестаю притворяться сильной, позволяя неуёмным слезам катиться из глаз.
Я недолго сижу, в какой-то момент, расслабившись, просто засыпаю. Хотя сон мой не глубок и не устойчив. Я слышу каждый свой вздох, удар сердца, поэтому, когда раздаётся щелчок, мои глаза сразу же открываются. Я не испытываю никакого прилива эмоций, внутри пусто, словно то время, которое ждала, что кто-то придёт, успело высосать из меня всё.
В комнату входит мужчина, тот самый, что светил фонариком мне в глаза. Правда, теперь, в более-менее адекватном состоянии, я могу сказать, что это парень, лет двадцати пяти. Молодой и очевидно ни шибко любящий за собой ухаживать. Чёрные волосы местами торчат, словно он спал на решётке, вместо подушки. А ещё он уставший, тёмные круги залегли под его блёкло-голубыми глазами, отчётливо выделяясь на фоне такой мраморной коже.
Возможно, он и есть тот, кто следит за мной? Что же, если оно так и есть, то очевидно нахожусь я здесь не первый день.
Парень медлителен. Все его движения – ленивые и неохотные. Опустив белую карту в нагрудный карман, он сначала потирает пальцами глаза и только потом надевает аккуратно вытащенные из противоположного кармана очки, и смотрит на экран планшета. Его пальцы щёлкают по экрану, но я уже за этим не слежу. Всё мое внимание сосредоточено на кармане, в котором лежит карта.
Ключ?
Скорее всего, это именно он.
И всё моё тело напрягается, когда немыслимое желание, вызванное отчаянием, призывает меня действовать. Сделать хоть что-нибудь, только не оставаться парализованной. Но я не глупа, в первые жизни осознавая, насколько импульсивность губительна. Для начала мне нужно выяснить, где я. Возможно за дверью сотни людей и столько же гибридов, а одна единственная попытка сорвётся из-за моего нетерпения.
Парень продолжает смотреть в планшет, изредка бросая взгляд на тот беспорядок, что я устроила в проводах. Отмечает и что-то набирает. Его лицо безучастно, взгляд ни разу не касается моих глаз, словно я ни больше ни меньше, чем простой предмет интерьера. Словно я – не живой человек, заслуживающий хотя бы разъяснений, не говоря уже о заинтересованности.
Но в одно мгновение всё меняется. Стоит снова раздаться щелчку, открывающейся двери, как парень накидывает на выражение своего лица испуг и взволнованность. Интерес ко мне, которого я никак не заслуживала минутой ранее.
Потому что входит он.
Мой желудок скручивается в клубок нервов, и я чувствую, как растекается внутри него страх. Я его не просто опасаюсь, его я боюсь по-настоящему. Я даже не осмеливаюсь смотреть ему в глаза, которые моментально наделяют меня всецелым вниманием.
