Наконец, он отвечает:
– Орден, – произносит Алек, чётко выделяя каждую букву. – Они нашли нас.
Глава 17
День 2
Свет – это боль. Тьма – глубокая пропасть.
И какое-то время происходит один и тот же процесс. Свет – тьма – боль – падаю, а затем всё чаще и чаще я испытываю только боль, и совсем ничтожные минуты моё тело парит в невесомости забвения. А потом яркий свет буквально начинает просверливать раздражением мозг, оставляя в нём небольшие дырочки смутной памяти, за которые я и пытаюсь ухватиться, чтобы запустить шестерёнки в своей голове. Но действие недолгое. Стоит моим мыслям на секунду замолкнуть, как меня снова заглатывает бездонная темнота.
Снова падаю, падаю и падаю…
День 3
Боль. Боль везде. Стучит в висках, пульсирует в затылке. Глаза будто кто-то вдавливает пальцами. Пытаюсь сглотнуть, но ничего не получается, даже попытки не происходит… И вдруг я слышу писк, нарастающий с каждой секундой всё интенсивней. Что-то эхом бьётся всё чаще, пока не понимаю, что это моё сердце, звучащее в унисон невыносимому писку.
Ещё до того, как я открываю глаза, слышу щелчок и несколько чьих-то шагов, но единственное, что вижу – белый яркий огонь, поражающий глаза новой болью. Пытаюсь поднять руку и протереть глаза, но внезапно понимаю, что у меня нет связи ни с одной из частей тела, словно его замуровали в цемент.
Вновь принимаю попытку открыть глаза, перебарывая секундное жжение в них. Надо мной нависает размытое пятно, позже образующееся в очертание головы. Мужской головы с чёрными волосами. Его странный заискивающий взгляд всматривается в моё лицо, а затем он светит фонариком мне в глаза, и я мгновенно зажмуриваюсь.
Постепенно мои мысли складываются во что-то разборчивое, и я пробую заговорить, но губы даже не шевелятся.
– Она восстанавливается, – звучит голос той самой возвышающейся надо мной головы.
Нет, я всё же вижу и слышу.
Где-то раздаётся шорох, а затем ещё один голос – механический, словно говорящий находится совсем далеко:
– Я понял вас. Спасибо, Александр, можете идти.
И он уходит, оставляя меня одну в этой белоснежной могиле.
Заторможенность. Такое ощущение, что мозг забит ватой, мешающей мыслям пробиться и сгруппироваться. Пытаюсь соображать, уцепиться за что-то важное, назойливо крутящееся в голове, я знаю, что должна это сделать, но всё тщетно.
Я жива и не жива одновременно.
Возможно, проходит минута, а возможно и час. Никогда не была так дезориентирована, что не способна даже различить время, мне всё кажется одним бесконечным мгновением, словно секунды раздваиваются, умножаются и делятся на самих себя.
Надо мной вновь возвышается голова, это происходит так резко, что моё сердце вздрагивает. Ещё один мужчина, но он… Он смотрит на меня не изучающе, а с необъяснимой мягкостью, словно никак не может налюбоваться дивным младенцем. И это так искренне с его стороны, что я хотела бы поверить ему. Но что-то твердит мне не верь.
Совершаю ещё одну попытку заговорить, и на этот раз у меня даже получается пошевелить губами. Однако внезапно на них оказываются его пальцы, останавливающие мои слова.
– Тшш-ш, – произносит он, и вместо ощущений на моих губах лишь покалывание. И тоже самое покалывание проносится по щеке, когда мужчина ведёт указательным пальцем по ней вверх вдоль скулы. – Не старайся, это бесполезно, – его слова сопровождает всё тот же завороженный взгляд. – Нам пришлось изрядно по изощряться с центральной нервной системой, чтобы ничем не испортить твою кровь. – Яркие, цвета переливающейся бронзы глаза наконец останавливаются на моих, и в них проскакивают искры восторга, он будто безрассудно рад тому, что говорит. – Она была слишком важна…
Вспышка: Лес. Снег. Я бегу, дыхание учащённое, надрывное…
Мои глаза расширяются – мужчина улыбается.
– Поэтому потребовалось несколько дней, чтобы восполнить наши потраченные на твои поиски запасы, – продолжает он, вглядываясь в мои глаза.
Я бегу. Бегу по лесу изо всех сил, ноги утопают в снегу, но я не обращаю на это внимания, меня топят мощнейшие эмоции, на щеках застывают слёзы, которые так долго сдерживала, разговаривая с Алеком. Он не должен был видеть их, чтобы понять, что я лгу.
– Алек, – едва разборчивым шёпотом выдают мои губы.
И теперь я вижу идеальную белизну улыбки этого мужчины, кем бы он не был. Пульс начинает стучать прямо в ушах – противный писк вновь нарастает.
– Умница, – лепечет он, и я готова поклясться: он именно это и имеет в виду. – Ты необычайно быстро исцеляешься, быстрее, чем я когда-то видел. Ты, Елена – моё самое бесценное творение, которое я потерял.
Неожиданно я осознаю, что лес по обе стороны от меня закончился, а я бегу уже по той самой тропинке, которой вёл меня вчера Алек. Перед глазами домик у источника. Наш домик у источника. Не знаю, что именно привело меня сюда, но знаю, что сейчас это единственное место, где я хочу находиться. Замедляюсь и уже не спеша направляюсь к нему, ощущая, как волнение грозит разорвать моё сердце безумнейшей скоростью. Я почти достигаю дверей, как внезапно что-то улавливаю. Оглядываюсь и слышу шорох. А затем всё, что я могу, просто чувствовать, как жжение охватывает затылок, пробираясь огнём всё глубже и глубже…
Ужас накатывает горячей волной, обжигая нутро, когда я наконец понимаю, где нахожусь: Орден нашёл меня. Дыхание бьётся в горле, и я забываю, что когда-то умела дышать. Писк всё ускоряется, наполняя белоснежную комнату звуком моей растущей паники, и теперь гадкая самодовольная улыбка сползает с лица этого мужчины. В уголках его глаз собираются морщинки, он щурится, продолжая взглядом что-то исследовать на моём лице.
– Тебе не стоит меня бояться, дитя моё, – молвит он тихим, самозабвенным голосом, а затем наклоняется к моему уху, и я изо всех сил зажмуриваюсь, чувствуя, как из глаз вытекает несколько слезинок. Меня трясёт, когда его дыхание касается моей кожи. – Воспринимай меня как своего потерянного третьего родителя. Без меня, Елена, ты никогда бы не появилась на этот свет…
И это всё, не проходит и секунды, как что-то очень цепкое и сильное втягивает меня обратно в чёрную пропасть, сколько бы я ни сопротивлялась тьме.
***
Провода.
Красные, голубые, прозрачные, жёлтые – они повсюду – разбросаны вокруг меня, на полу, свисают с приборов. С одного капает бесцветная жидкость, с других моя кровь. Но ни один из них больше не подключен ко мне, как это было тогда, когда я проснулась.
Я сорвала все. Выдёргивала, как одержимая, даже не думая о боли и осторожности, мне просто требовалось избавиться от них. И какое-то время после комнату разрывали звуки возмущённых приборов, потерявших источник питания – меня. А потом они резко замолкли. Потухли все разом, оставив меня одну в тишине.
