Может быть, она и сейчас придет?
– Ты ведь позовешь хозяйку, киса? Она тебя услышит?
Зеленые глаза загадочно смотрят на человека.
Это вы, люди, бегаете, суетитесь и ничего не понимаете в жизни. А вот мы, мудрые кошки…
Мы умеем мурчать на грани сна и яви, Яви и Нави, мы видим неведомые дорожки и слушаем неведомые вам истории. Это вы нас никогда не слушаете, а иногда еще и обижаете.
И забываете, что у нас девять жизней, а у вас всего одна. А за отнятую у кошки жизнь платить придется тоже – жизнью. Хорошо, если своей…
Беська мурчит, трется головой о плечо хозяина. Она все отлично понимает, хозяйка заблудилась там, куда ему нет дороги. А вот кошки на своих мягких лапках могут ходить где пожелают. Если пожелают.
Она поедет с хозяином. И позовет.
Она обязательно дозовется.
* * *
– Анна Ивановна?
Домработницу Давид никак не ожидал здесь увидеть. Но…
– В новостях передали. Я тут же и сюда, ужас-то какой!
Давид кивнул и потянулся за списком.
– Анна Ивановна, соберете Малечке вещи по списку? В больницу.
– Да я уж начала… давайте список-то. Сейчас все сделаю. Поправится она, Давид Эдуардович. Обязательно поправится.
– Я уверен.
На самом деле никто из них не был уверен. Но…
– И кошке соберите, что там, с собой, мало ли?
– Вы ее берете? А… разрешат?
– Пусть попробуют не разрешить, – хмыкнул Давид. И отправился одеваться.
Джинсы, футболка, свитер, на ноги удобные мокасины. И можно ехать. Анна Ивановна стояла рядом с сумкой.
– Я тут и повседневное положила, а то Малечка придет в себя, а у нее ничего и нет, кроме свадебного платья.
– Спасибо.
Беська уже негодующе орала из переноски, требуя свободы.
* * *
До джипа Давид кошку честно донес в переноске, а там махнул рукой да и выпустил ее в машине, чтобы эти дурные вопли не слушать. Лучше уж ножом по стеклу.
– Ну, если ты мне, пакостница, полезешь под педаль газа, там и придавлю.
Размечтался.
Нормальная кошка не полезет под педаль газа. Она развалится на «торпеде», благо у джипа там такая ширина, хоть поросенка перевози, и будет надменно поглядывать на проезжающие мимо машины.
Фотографируете?
Да на здоровье, мало, что ли, дураков на дорогах? А кошка будет ехать, как ей нравится.
И на руки к Давиду, когда машина встала на парковку, она пошла по доброй воле. Правда, пришлось ее сунуть под свитер, мало ли что, но Беська не возражала. А медработники предпочли не замечать подергиваний свитера, мало ли? Может, человек так дышит животом? Может, он йогой занимается?
Вот и палата, вот и кровать с лежащей на ней девушкой, и Беська урчит все громче и громче, тревожнее…
– Твой выход, киса.
Беська планирует на кровать и начинает принюхиваться. К Малене, к больничному белью, к запаху отчаяния, который пропитал здесь все, от стен до потолка…
– Мур-р-р-р-р-рк!
Кошка сворачивается клубком и устраивается аккурат в ложбинке шеи Матильды. И принимается мурчать так, словно хочет заменить парочку тракторов «Беларусь». Хватит спать, хозяйка! Чеши кису!
Давид садится рядом с Маленой на кровать.
Берет ее руки, согревает в своих пальцах ледяные ладони.
– Малечка. Возвращайся ко мне, родная. Возвращайся. Не уходи, не надо, не оставляй меня. У нас ведь все может быть, вообще все… не уходи…
Плохо стирают больничное белье.
Вот и пятна на нем, мокрые, серые, словно бы от слез. Но это не слезы, правда? Это просто плохая стирка.
Глава 15
Матильда медленно шла по зеркальному коридору.
Королевство кривых зеркал.
Гадость.
Она и фильм не уважала, и аттракционы в свое время не любила. Бабушка взяла ее как-то в комнату с кривыми зеркалами, но маленькая Матильда расплакалась так, что было не унять.
Она ведь не такая!
Она… тогда она вцепилась в бабушкину руку – не отодрать, и ревела, ревела… тогда у нее была бабушка. А сейчас она одна, совсем одна…
Нет, минуту! А где Малена?
Они – сестры, они никогда больше не будут одни…
Вспоминай, Матильда, почему ты здесь? Что это было?
Кажется, разбилось их зеркало.
ИХ зеркало…
Разбилось…
А раз так…
Малена тоже здесь?
– Малечка, отзовись мне!!! МАЛЕНА!!!
И словно шелест ветра, откуда-то из-за зеркал ветер приносит родной голос:
– ТИЛЬДА!!! ТИЛЬДА, Я ЗДЕСЬ!!!
Матильда идет на этот голос, как на маяк.
Она знает: где-то там, в этом зеркальном лабиринте так же заблудилась ее сестра. И не бросит здесь свою близняшку.
Она найдет ее. И они вместе решат, что делать.
* * *
Матильда двигалась.
Она сама не понимала, как она идет в этом зеркальном лабиринте, но если надо…
Нет таких крепостей, которые не взяли бы коммунисты! До Берлина дошли, и до сестры дойдем. Ей бы хоть что тяжелое, а то оказалась она в этом долбаном лабиринте в свадебном платье, на ногах туфельки из тряпочки, а как хорошо бы сейчас кирзовые сапоги! И с размаху ногой бы по стеклу…
Гр-р-р-р!
А так – рисковать неохота. Осколками все порежется, что можно и что нельзя. Кто его знает, вдруг тут и кровью истечь можно, и босоножки отбросить?
Оставалось идти в ту сторону, откуда она слышала голос сестры. И радоваться, что хотя бы дорога есть.
А зеркальные стены…
Да чтоб она на эти аттракционы еще хоть раз… хоть когда…
«Бульдозер мне! Большой бульдозер! Плевать, что водить не умею, разберусь и все с землей сровняю!»
Шаг, еще один, отражение в кривых зеркалах дергается, кружится, кривляется… и когда Матильда видит сестру, она даже не сразу понимает, что это – Малена.
Простая ночная рубашка до пят – хорошо хоть, тут Матильда соображает, что сама одета чуть иначе. А вот красное пятно на груди у них у обеих одинаковое. У Матильды измазано свадебное платье, у Малены – ночнушка… и что тут происходит?
Выяснить это девушка не успевает, Малена бросается ей на шею.
– ТИЛЬДА!!!
– МАЛЕЧКА!!!
Две сестры вцепляются друг в друга клещами и только минут через пятнадцать начинают соображать. Малена вся дрожит, и Матильда гладит ее по волосам, ощущая себя старшей и сильной. Когда рядом есть кто-то, кого надо защищать…
