– У нее случился удар, когда она увидела, что ее сын погиб в лавине. Она все это видела.
– Видела это?!
– Моя мать видит очень многие вещи.
– А где он погиб?
– Он упал с обрыва и долго падал вниз, а потом провалился сквозь глубокий снег в замерзшее озеро. Его найдут весной.
Сэм таращилась на нее, не в силах говорить.
– Вы убили обоих ее сыновей. Этого для вас еще недостаточно? Почему бы вам теперь не оставить мою семью в покое?
Дверь резко захлопнулась, и она услышала звяканье надеваемой цепочки. Она стояла в молчании, слишком потрясенная, чтобы двигаться.
– Сэм? С тобой все в порядке?
Она заметила красный огонек сигареты Кена и, прихрамывая, медленно заковыляла к нему по коридору.
– Все в порядке?
Она остановилась рядом с ним.
– Ты был прав, – сказала она.
Она пыталась при тусклом свете рассмотреть выражение его лица и тут услышала какой-то шум, будто у нее за спиной поворачивали дверную ручку. Она в страхе обернулась, но ничего не увидела.
Сэм забралась в автомобиль, и, пока они ехали, она молчала, наблюдая за огнями уличного движения, мелькающими в темноте.
– С тех пор у тебя больше не было никаких снов? – спросил Кен.
– Нет.
– И не стоит больше никому об этом рассказывать. Не надо копаться в этом дальше. Постарайся все забыть. Время лечит.
– Как мне хотелось бы поверить в это!
– Не можешь?
Она покачала головой.
– Если уж у тебя есть способность видеть будущее, Сэм, то я уверен, что ты способна также забыть и о прошлом.
– Возможно.
– Забудь ты это все. Мужчина в капюшоне мертв и погребен. А теперь уже они оба мертвы. Так что похорони его в своем собственном сознании тоже. – Он вышвырнул окурок в окно. – Забудь об этом. Забудь прошлое. Оно кончилось. Ты наконец встретила своего монстра – разве не именно так тебе было предсказано?
Сэм кивнула.
– Ты встретила своего монстра… всех своих монстров… и ты их победила.
– В жизни полно монстров, Кен.
– В жизни также полно и тех, кто уцелел.
Может быть… Через час Кен высадил ее в Уоппинге. А может быть, прошло и несколько часов. Ей казалось, что они останавливались и что-то пили, но, возможно, она перепутала, это было в другой раз. Голова ее раскалывалась от мучительной боли, ее трясло.
Она вошла в лифт и нажала кнопку четвертого этажа, и дверь закрылась, включился свет, и лифт начал медленно подниматься наверх с обычным скрежетом и лязгом. Казалось, он поднимается медленнее обычного. Вот он остановился с тем же самым резким толчком, который всегда выводил ее из равновесия, только на этот раз толчок был еще более резким, и ее отшвырнуло к стенке.
Раздался резкий хлопок, и выключился свет. Осколок стекла ужалил ее в щеку, она взвизгнула.
Воцарилась тишина. Она ждала, что дверь откроется, однако ничего не происходило.
Она пошарила пальцами по контрольной панели в поисках кругленькой кнопки: «Дверь открыта», сердце глухо колотилось. Кнопка должна была быть в самом низу панели, Сэм это хорошо помнила. Она нащупала кнопки с номерами этажей, добралась до нижнего, а дальше – ничего. Просто холодный гладкий металл. Она передвигала пальцы вверх, отсчитывая. Цокольный, первый, второй, третий, четвертый, а потом снова гладкий металл. Она нажала наугад какую-то кнопку. Ничего. Попробовала другую. Ничего. Она изо всех сил ударила по двери кулаком и услышала эхо металлического гула. Она еще раз врезала по двери.
«Сигнальный звонок тревоги», – подумала она. Здесь же был такой звонок. Там, повыше… или это и есть самая последняя кнопка? Она нажала на каждую кнопку по очереди. Ничего. Ничего. Внезапно дверь стала открываться, медленно, со скрипом, и ее сердце так и подпрыгнуло от облегчения.
И тут она пронзительно закричала.
Закричала и отскочила назад в крошечную кабину лифта, буквально впечатываясь в стену, в дверь вошла Клэр с серпом в руке, поднятым высоко над головой.
– Нет, Клэр, нет!
Грязное лезвие вонзилось ей в руку, мгновенно отозвавшись ужасной болью, Сэм вскинула руки вверх и попыталась отогнать Клэр костылем, но обезумевшая женщина вырвала его у нее и отшвырнула с грохотом в коридор.
– Ричард! – пронзительно закричала Сэм. – Боже мой, Ричард, помоги мне!
Лезвие отсекло напрочь пальцы, а потом вонзилось ей в грудь.
– Ричард!
Серп опять с дикой болью воткнулся Сэм в грудь, затем ударил по голове. Она услышала резкий металлический звон, закрыла глаза от мучительной боли, открыла их снова и увидела глаза Клэр прямо перед собой, полные безумного наслаждения, налитые кровью. Клэр снова занесла руку над Сэм, и миллион красных горячих шипов пронзили ее голову.
Клэр резко дернулась назад. Сэм увидела, как ее волокут по полу за волосы. Чья-то рука трясет ее голову, словно тряпичную куклу. Она видела, как кто-то швыряет Клэр о стену, видела испуганное выражение ее глаз, видела, как серп врезается в стену и выпадает из ее руки. Ричард. Это Ричард, обезумев от ярости, тряс ее, молотил головой о стену, до тех пор пока Клэр не осела на пол, точно мешок. Ричард повернулся к Сэм:
– Таракашка?
Сэм, спотыкаясь, двинулась вперед, голова ее кружилась. Ричард превратился в расплывчатое пятно. Она упала прямо ему на руки.
– Таракашка?
Наступило молчание.
– Таракашка? С тобой все в порядке?
Кровь заливала ее лицо, стекала вниз, пропитывала одежду…
– Таракашка?
Загорелся свет. Ослепительный, белый больничный свет, незнакомый доктор пристально смотрел ей в лицо, за его спиной она заметила на стене картину с обнаженной женщиной и тогда сообразила, что никакой это не доктор, а Ричард.
– С тобой все хорошо, таракашка, все в порядке. С тобой все хорошо.
Она провела рукой по лицу, внимательно посмотрела на свои пальцы. Вода. Пот… это был всего лишь пот. Она пристально, в изумлении глядя на руки, медленно пересчитала пальцы… все на месте… и ни единой царапины.
– Что, еще один? – спросил Ричард. – Еще один ночной кошмар?
Сэм покачала головой:
– Нет. Это было другое. Другое.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
Она почувствовала, что задыхается, и стала жадно глотать воздух. Потом легла, прислушиваясь к звукам собственного сердца, которое тяжело колотилось в груди.
– На этот раз все было по-другому. Замечательно было. Просто обычный сон, – сказала она так громко и отчетливо, как будто ей хотелось, чтобы это услышал весь мир, и если она скажет это громко и достаточно решительно, то и сама, возможно, поверит в это.
