Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Когда моему сыну Джулиану было года три, он был особенно милым. Теперь он на двадцать лет старше, но все еще довольно мил (уверен, что такой комплимент придется ему особенно по душе, пока он будет это читать). Из-за него я много думал о хрупкости маленьких детей. Трехлетнему ребенку легко навредить. Собаки могут его покусать. Машины могут его сбить. Жадные дети могут его оттолкнуть. Он может заболеть (и иногда он действительно болел). Джулиан был предрасположен к высокой температуре и бреду, который та иногда порождает. Иногда мне приходилось брать его с собой в душ и охлаждать, когда он галлюцинировал или даже боролся со мной в своей лихорадке. Мало что делает принятие фундаментальных ограничений человеческого существования тяжелее, чем больной ребенок.
У Микейлы, которая на год и несколько месяцев старше Джулиана, были свои проблемы. Когда ей было два, я поднимал ее на плечи и носил. Обычно дети наслаждаются этим. Но однажды, когда я опустил ее на пол, она вдруг села и заплакала. И я перестал это делать. Казалось, что проблема исчерпана, но то была лишь видимость. Тэмми, моя жена, сказала, что с походкой Микейлы что-то не так. Я этого не видел. Тэмми думала, что это может быть связано с ее реакцией на то, как я носил дочку на своих плечах.
Микейла была улыбчивым ребенком, с которым очень легко. Однажды, когда мы жили в Бостоне и ей было примерно четырнадцать месяцев, я взял ее вместе с Тэмми и дедушкой и бабушкой на Кейп-Код. Когда мы туда добрались, Тэмми со своими родителями пошла вперед и оставила меня с Микейлой в машине. Мы были на передних сиденьях. Она лежала там на солнышке и что-то лепетала. Я склонился к ней, чтобы послушать, что она говорит. «Счастлива, счастлива, счастлива», — повторяла она. Вот такой она была. Но когда ей исполнилось шесть, Микейла начала становиться угрюмой. Было трудно вытащить ее из постели по утрам. Она очень медленно одевалась. Когда мы куда-то шли, она плелась позади. Она жаловалась, что ноги болят и ботинки жмут. Мы купили ей десять разных пар обуви, но это не помогло. Она пошла в школу, и гордо держала голову, и вела себя хорошо. Но когда она возвращалась домой и видела маму, то начинала плакать. Незадолго до этого мы переехали из Бостона в Торонто и связывали такие перемены со стрессом от переезда. Но лучше не становилось. Микейла стала подниматься и спускаться по лестнице, преодолевая по одной ступеньке за раз. Она стала двигаться, как человек гораздо более старшего возраста. Она жаловалась, если ее брали за руку. Однажды, много позже, она спросила меня: «Папа, когда я была маленькая и ты играл со мной в „маленькую хрюшку”, мне должно было быть больно?» Вещи, которые узнаешь слишком поздно...
Врач в местной клинике сказал нам: «Иногда дети испытывают боль, когда растут. Это нормально. Но вы можете отвезти ее к физиотерапевту». Так мы и поступили. Физиотерапевт попробовал повращать пятку Микейлы. Пятка не двигалась. Это было нехорошо. Врач сказал нам: «У вашей дочери детский ревматоидный артрит». Это не то, что нам хотелось услышать. Физиотерапевт нам не понравился. Мы вернулись в клинику. Другой терапевт предложил нам отвезти Микейлу в детскую больницу. Он сказал: «Отвезите ее на отделение скорой помощи. Так вы сможете быстро попасть к ревматологу». У Микейлы все-таки был артрит. Физиотерапевт, вестник дурных новостей, оказался прав. Тридцать семь пораженных суставов. Тяжелый полиартикулярный ювенильный идиопатический артрит. Причина? Неизвестна. Прогноз? Многочисленные замены суставов в раннем возрасте.
Что за бог создал мир, где могут происходить такие вещи с маленькой счастливой и невинной девочкой? Это вопрос абсолютного, фундаментального значения как для верующего, так и для неверующего. Это проблема, которая описывается (как и многие другие трудные проблемы) в «Братьях Карамазовых», великом романе Достоевского, о котором мы начали говорить в Правиле 7. Достоевский выражает сомнения в правильности Бытия устами своего героя Ивана — как вы помните, это собранный, красивый, умный брат и главный оппонент послушника Алеши. «Не Бога я не принимаю. Пойми это, — говорит Иван. — Я не принимаю мир, который Он создал, Божий мир, с ним не могу я согласиться». Иван рассказывает Алеше о маленькой девочке, родители которой наказывали ее, запирая на ночь в холодном сортире (история, которую Достоевский почерпнул из газет того времени). «И эта мать могла спать, когда ночью слышались стоны бедного ребеночка, запертого в подлом месте! — говорит Иван. — Понимаешь ли ты это, когда маленькое существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ней делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезками к „боженьке”, чтобы тот защитил его, — понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой и брат мой, послушник ты мой божий и смиренный, понимаешь ли ты, для чего эта ахинея так нужна и создана!... Скажи мне сам прямо, я зову тебя — отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!» Алеша возражает. «Нет, не согласился бы», — говорит он тихо210. Он не сделал бы того, что Бог, похоже, свободно дозволяет.
Я осознал нечто подобное в отношении трехлетнего Джулиана (помните его? :)) Я подумал: «Я люблю своего сына. Ему три, он милый, маленький и смешной. Но я также боюсь за него, потому что ему легко навредить. Если бы в моих силах было изменить это, что бы я мог сделать?» Я подумал: «Он мог бы быть высотой шесть метров, а не один. Тогда никто не мог бы его толкнуть. Он мог бы быть из титана, а не из плоти и крови. И тогда, если бы какой-то паренек увел у него из-под носа игрушечный грузовик, он бы не переживал. Его мозг мог бы быть усилен компьютером. И если бы он каким-то образом повредился, его части можно было бы мгновенно заменить. Проблема решена!» Но нет, никакая проблема не решена, и не только потому, что в данный момент такие вещи невозможны. Искусственно укрепить Джулиана — то же самое, что разрушить его. Несмотря на свое маленькое трехлетнее «я», он был бы холодным роботом со стальной башкой. Это был бы не Джулиан. Это был бы монстр. С помощью таких мыслей я осознал, что то, что можно по-настоящему любить в человеке, неотделимо от его ограничений. Джулиан не был бы маленьким, милым и приятным, если бы он так же не был уязвим для болезни, утраты, боли, тревоги. Поскольку я очень его люблю, я решил, что нормально, что он такой, какой есть, несмотря на его хрупкость.
С дочерью было тяжелее. По мере того как ее болезнь прогрессировала, я снова начал носить ее (уже, правда, не на плечах), когда мы ходили на прогулки. Она стала принимать напроксен и метотрексат, последний — сильный химиотерапевтический препарат. Она перенесла серию инъекций кортизола (в запястья, плечи, лодыжки, локти, колени, бедра, пальцы ног и пальцы рук, сухожилия) — все под общей анестезией. Это временно помогло, но ее состояние продолжало ухудшаться. Однажды Тэмми взяла Микейлу в зоопарк и катала ее там на инвалидной коляске. Это был плохой день.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
