— Он вам нравился в постели, Катарина?
Она не отвела взгляда, зная, что лучше промолчать, чувствуя, как горят ее щеки, — и королеве не требовалось другого ответа.
— Потаскуха, — прошипела Елизавета, отворачиваясь.
Катарина закрыла глаза, сдерживая слезы бессильной ярости. Она не могла понять, почему королева так ее ненавидит. Для нее было совершенно невозможно оправдаться перед таким нагромождением клеветы, доказать королеве, что она не виновата. Не виновата в чем? Ведь на самом деле обвинения Елизаветы в основном были верны.
Катарину охватило отчаяние. Теперь ей нечем было защищаться, и у нее не осталось союзников. Она могла полагаться только на себя. Она должна вести себя очень осторожно.
— Ваше величество, — сказала Катарина, облизывая губы, — я принимаю все обвинения в том, что соблазнила Лэма. Я не могла справиться с собой, так же как и моя мать. Вы правы. И… и мне очень жаль. — Она склонила голову, содрогаясь от обуревавшей ее внутренней борьбы гордости со здравым смыслом. — Умоляю вас простить меня.
Елизавета не двигалась. Катарина ощущала на себе ее взгляд.
— Я не расположена даровать вам прощение, — наконец сказала Елизавета, но более спокойно, и уже не столь злобным тоном.
Катарина осмелилась поднять голову и встретиться с ней взглядом.
— Раз я во всем виновата, то было бы несправедливо и бессмысленно обвинять Лэма, верно?
В глазах Елизаветы внезапно мелькнуло что-то вроде уважения.
— Я и не знала, что вы владеете логикой спора, Катарина.
Катарина не отвела взгляда.
— Я бы не осмелилась спорить с вами, ваше величество. Елизавета посмотрела на нее так, словно видела ее насквозь.
— Ваша мать тоже была очень умна, находчива и очень решительна. Она не раз стояла передо мной на коленях, так же как вы сейчас, умоляя о милости к своему избраннику.
Катарина открыто смотрела на нее, еще не осмеливаясь надеяться или облегченно вздохнуть при этом новом повороте разговора и изменившемся тоне королевы.
— Лэм — изменник, даже если страсть заставила его потерять голову, а изменников следует вешать.
Катарина не пошевельнулась, оставаясь с виду совершенно безучастной, хотя слова королевы ожгли ее, словно бичом. Она должна теперь высказать свои доводы и, чтобы спасти Лэма, эти доводы должны быть безупречны.
— Вы знали Лэма, когда он был еще младенцем. Наверное, вы еще сохранили какую-то приязнь к мальчику, который рос и воспитывался вместе с вами у вас дома?
— Возможно, — сказала Елизавета с блеском в глазах.
— Разве то, что у вас было общего, не дает ему права попытаться исправить ошибку?
— Нет, не дает, — откровенно ответила королева. Она помрачнела. — Этот грустный и одинокий мальчик сделался опасным мужчиной, который предал меня. Мальчик мне нравился. Мужчина мне отвратителен!
И внезапно Катарина поняла причину ненависти королевы к ней.
— Он вам отвратителен, — мягко спросила она, — или вы его обожаете?
Сначала Елизавета словно не поверила своим ушам, но потом ее лицо исказила ярость.
Прежде чем королева успела что-то сказать или ударить ее, Катарина воскликнула:
— Ваше величество, ведь его обожают все женщины из-за его мужественности, его благородства, несмотря на то что он пират. Я только одна женщина среди многих, которые у него были, и после меня будет еще множество других — я не пытаюсь себя обманывать. Ни одна женщина не может устоять перед таким мужчиной, даже если это королева.
Гнев Елизаветы угас так же быстро, как и вспыхнул. Она посмотрела на Катарину, не скрывая уважения.
— Вы уже не тот ребенок, каким были, верно, Катарина?
— Ваше величество, Лэм хорошо послужил вам. И он еще может вам пригодиться. Что бы ни говорили, он — Владыка Морей. Прошу вас, простите ему его преступление. Не осуждайте такого человека на смерть. Накажите его, но не казните. Подумайте, каким он может оказаться полезным.
— Я не могу ему доверять, — сказала Елизавета. Катарину пронзили страх и отчаяние. Она поняла, что имеет в виду Елизавета. Теперь, сама страдая от предательства Лэма, она отлично ее понимала.
— У вас есть множество мудрых советников. Наверняка кто-то из них мог бы разработать план, при котором Лэм предоставил бы вам какую-то гарантию своего примерного поведения.
Королева ничего не ответила. Катарина неуклюже поднялась на ноги.
— Живой он гораздо ценнее для вас, чем мертвый.
— Если он повиснет в петле, это станет хорошим уроком для других потенциальных заговорщиков, — ответила Елизавета.
Катарина отчаянно подыскивала подходящий ответ.
— Если его казнят, то это навсегда. Вы никогда не сможете вернуть его обратно. Сумеете ли вы жить с этим? — сказала она, моля небо, чтобы королева любила Лэма больше, чем заподозрила Катарина.
Но королева не ответила — она даже не слышала ее. Она уставилась на Катарину, хватая ртом воздух.
Катарина вдруг сообразила, что когда вставала, забыла придержать края плаща, и теперь он распахнулся, позволяя видеть, что она беременна. Она побелела от страха.
Елизавета не могла отвести широко раскрытых глаз от живота Катарины.
— У вас будет ребенок. Мне следовало догадаться. Было бы просто поразительно, если бы О'Нил не подтвердил свою мужественность.
Катарина инстинктивно запахнула плащ.
— Это его ребенок?
— Да, — выдохнула Катарина.
— И когда он должен родиться?
— В июле.
— Какое бесстыдство! Повторяю, в вас нет ни капли стыда. Я не позволю при моем дворе разгуливать шлюхам, беременным ублюдками!
Катарина изо всех сил старалась справиться с отчаянием, стараясь сдержаться, чтобы не крикнуть, что ее ребенок вовсе не ублюдок.
— Вы были подругой Мэри Стенли.
— Тогда я не была королевой, — отрезала Елизавета. Катарина поняла, что проиграла. А ведь всего мгновением раньше ей казалось, что она сумеет победить.
— Ребенок усложняет дело, — мрачно сказала Елизавета. — Лэм ничего не говорил о ребенке.
— Он не знает.
Елизавета шире раскрыла глаза и чуть заметно улыбнулась.
Катарине не понравилось их выражение. Ей стало не по себе.
— Ваше величество, неужели вы не сохраните Лэму жизнь, чтобы он мог увидеть своего сына?
Елизавета холодно рассмеялась, пронзив ее взглядом.
— Если я решу помиловать этого мерзавца, то без всякой связи с его ублюдком. — Она сощурилась. — Это действительно сын? Так сказали астрологи?
