Лещинский отхлебнул из бокала, вытер рот тыльной стороной ладони и покачал головой.
– Ладно, коллега. Допустим, Вселенная решила нас уничтожить, словно инфекцию. Но ведь это можно сделать более эффективным способом: взрыв сверхновой – нет цивилизации, одно столкновение планеты с астероидом или кометой – и все умерли. Но зачем-то появляются фаги, которые переносят людей и нелюдей на другие планеты. Они действуют, словно испорченная транспортная система. О, кстати! Испорченная транспортная система – хороший вариант, запишу его, пожалуй!
Все молча отхлебнули из бокалов. Тарбак проснулся и захлопал жабрами. Лещинский навел на него указательный палец.
– Не делай так! Этот звук меня раздражает!
– Слушай, почему ты постоянно его терроризируешь? – поинтересовалась вдруг Старшая. Убедившись, что все смотрят на нее, передразнила: – Тарбак, запрещаю тебе делать то! Запрещаю это! Тарбак, туда не ходи! Кто сегодня у нас присматривает за Тарбаком? Куда опять запропастился этот лысый дегенерат?
Лещинский криво усмехнулся.
– Быть может, Тарбак мне особенно дорог. И я не хочу, чтобы с ним произошло что-то очень плохое.
– Где с ним может произойти что-то плохое? На Эдеме, что ли? – Старшая рассмеялась.
Лещинский молча опустил взгляд. Тарбак не удержался и снова хлопнул жабрами.
– Дедовщина какая-то, по-моему, – продолжила возмущаться Старшая. – Или объясни, за что ты его невзлюбил, или прекрати! Я в курсе, что ты – гвардеец, но здесь тебе не казарма! И Отшельник – один из нас! Такой же, как и все. Сам, к тому же, назначил его помощником режиссера.
– Ладно-ладно! – Лещинский поднял руки. – Тарбак, прости! Лиза, ты довольна?
Старшая послала Лещинскому воздушный поцелуй.
– Гаррель, – обратился к другу Лещинский, – а что знало духовенство твоего мира о фагах?
Арсианец посерьезнел, огонь в его глазах притух.
– Мы верили, что зло пришло в Сферы, – проговорил он негромко. – И что ключ, которым оно пользуется, – это богомерзкие науки…
Семеныч откинулся на спинку стула и указал на Гарреля кистью, мол, я же говорил.
– Настоятель нас учил, что зло безлико, безымянно и всепоглощающе, – продолжил Гаррель. – Что оно – вроде болезни. Вроде рака. Оно разрушает Вселенную.
– Так уж прямо всю Вселенную… – усомнилась Старшая.
– Мы не знаем, – виновато сказал Семеныч. – Может, всю. Может, не всю. Науке это неизвестно! – Он улыбнулся и припал к бокалу.
– Спасибо, браза, – Лещинский промочил горло и перевел взгляд на Тарбака. – А что скажет наш демон зла? Наш фагопоклонник? Что мы упустили? Чего еще не знаем об этой мерзости?
Тарбак покачал головой.
– Сожаление: вы не знаете почти ничего.
– Так просвети нас! – потребовал Лещинский. – Кто из вас воин света, а кто воин тьмы? Ты или Гаррель?
Тарбак булькнул и втянул голову в плечи.
– Проводники пришли в наш мир из мира иного, – сказал он без особой охоты. – Проводники реагируют на техногенные излучения, жрецы Арсианы учили правильно. Но Проводники – это не смерть и разрушение. Они были даны нам, чтобы предотвратить опасность. Когда нас завоевали центури, на Земле-под-Аркой родилась религия, имя которой – Путь. Наблюдатели путешествуют с планеты на планету, приобщая их обитателей к Пути. Делается это для того, чтобы никогда больше не возникла империя, подобная центурийской. Чтобы ничьи войска не жгли чужие планеты, чтобы слабые не боялись. Утверждение: вот что такое Путь и что такое Проводники.
– Сколько гуманоидов, столько и мнений, – невпопад бросил профессор.
Лещинский вздохнул:
– Верх ханжества и цинизма, коллеги… Мне противно это слушать. Тарбак, ты, стало быть, перемещаешься на другую планету, чтобы приманить туда фагов?
– Я растворился в Пути, – смиренно произнес Тарбак. – Я никого не приманиваю. Утверждение: я слежу, чтобы Путь не прервался.
– Да уж, – Лещинский снова смочил горло. – Представляю, какой облом тебя постиг на Эдеме. Верно?
Тарбак не ответил.
– Скажи мне тогда еще вот что, – Лещинский поболтал бокалом, и остатки пива едва не выплеснулись на открытый блокнот. – Какова вероятность, что Путь приведет тебя обратно на планету, которую мы называем Чертовым Коромыслом, а ты – Земля-под-Аркой?
– Сомнение: что ж, возможно. Но шанс очень мал, – Тарбак подумал и уточнил: – Один – к общему количеству обитаемых планет. Не думаю, что я когда-нибудь увижу Арку и двойное затмение.
– Тарбак, похоже, верит в то, что говорит, – сказал Гаррель. – Но это не совсем так. Во всяком случае, в храме Шу-Арреля Безрадостного утверждали, что братья время от времени возвращаются на Арсиану. Свидетельства вернувшихся составляют важную часть программы обучения. Так что вернуться возможно. Хотя, конечно, все это – рулетка.
Лещинский опустил голову, потер виски, затем взъерошил волосы. Он чувствовал, как капли пота скатываются, щекоча, по шее и спине.
– Костик, что случилось? – участливо поинтересовался профессор. – Вам нездоровится?
– Нет, Аркадий Семенович, со мной все в порядке, – ответил Лещинский сквозь зубы. – Пиво нагрелось и выдохлось. Но, пожалуй, теперь я вижу финал нашей космической оперы.
– Да-да? – Семеныч подтянул к себе блокнот и взялся за авторучку.
Лещинский посмотрел на профессора, на Гарреля и на Тарбака, бросил взгляд на хмурую Старшую, затем, неспешно дирижируя указательным пальцем, проговорил:
– В конце появляется Тарбак. Оказывается, он все время наблюдал за Колонией, не вмешиваясь в ее жизнь. Тарбак активирует систему орбитальных мазеров, поскольку знает, что их излучение привлечет внимание фагов. Чтобы как можно больше обитателей Колонии были проглочены этими тварями, Тарбак направляет мазеры на центр поселения.
– А дальше? – В глазах Семеныча читалось удивление.
– Дальше, – Лещинский поднял руки, – занавес! – и плавно опустил руки на стол.
Тарбак хлопнул жабрами. Старшая положила руки на спинку кресла первого ряда и по-детски пристроила на них голову.
Профессор прокашлялся и спросил вкрадчивым голосом:
– Константин, а вам не кажется, что это будет неоправданно жестокий финал?
Лещинский пожал плечами:
– Жестоко? Спросите у него, – кивок в сторону Тарбака. – Давайте будем честными. Я вас прошу, коллеги. Пусть каждый сыграет свою роль, и круг замкнется.
Повисла тишина. Неизвестно, сколько бы длилось молчание, если бы Оксанка, о которой все уже забыли, не потребовала:
– Я хочу репетировать.
И тогда Гаррель торопливо поинтересовался:
– Так что же мы решили насчет фагов?
