В Цусимском проливе далёком, Вдали от родимой земли, На дне океана глубоком Погибшие есть корабли.
Новиков-Прибой всегда был убеждён, что главное качество настоящего моряка — истово-сокровенная любовь к морю, любовь, которая никак не может быть благостной, ровной, прекраснодушной, потому что она вся — борьба и преодоление. Помните слова главного героя повести «Море зовёт»: «Будь я королём-самодержцем, я бы издал суровый закон: все, без различия пола, должны проплавать моряками года по два. И не было бы людей чахлых, слабых, с синенькими поджилками, надоедливых нытиков. Я не выношу дряблости человеческой души. Схватки с бурей в открытом море могут исправить кого угодно лучше всяких санаторий…»
«Я не выношу дряблости человеческой души». Как не хватает подобного максимализма большинству современных мальчишек, уже не мечтающих поголовно, как это было когда-то, стать космонавтами и моряками. А ведь сама такая мечта дорогого стоит: говорит о стремлении быть настоящим мужчиной — надёжным, сильным, отважным. В перестроечные и послеперестроечные времена вектор геройства в сознании подростков, увы, поменял своё направление. Хочется верить, что эта аномалия временна, что понятие «мужество», истинное, проверенное веками, вновь обретёт свою притягательность и силу.
«Я не выношу дряблости человеческой души». Эти слова, вложенные в уста героя повести «Море зовёт», могли бы стать эпиграфом к биографии самого Новикова-Прибоя, который выковал свой характер, покоряя, преодолевая, побеждая…
Его книги расходились миллионными тиражами — а серьёзная литературная критика рассматривала произведения Новикова-Прибоя больше как занимательное чтиво («Литературные журналы меня не жалуют», — вздыхал частенько Алексей Силыч), а не как самобытную, талантливую прозу, ставя в укор и излишнюю цветистость языка, и беллетристические штампы, и стилистические погрешности. Стоит признать, что стиль Новикова-Прибоя не безупречен. Но сам писатель поистине безупречен в своей искренности, честности, самозабвенной любви к человеку, литературе и морю. Поэтому и завоевал простой народ. Именно — простой. Новиков-Прибой писал про море не для литературных снобов (не то у него было происхождение), а для обыкновенных людей — тех, кто искал в книжках приключений и правды одновременно. А море и моряков на Руси всегда любили и продолжают любить даже в самых сухопутных захолустьях, потому что море — это романтика, отвага, мужество и честь. А ещё — надежда, вера, любовь…
Думается, что писательскую судьбу Алексея Силыча Новикова-Прибоя некоторым образом повторил Валентин Саввич Пикуль. Каждый из них в своё время одинаково хлебнул горя от высокомерия собратьев по перу и критиков, но это тысячу раз окупилось искренней любовью миллионов читателей. Причём их книгами не просто зачитывались — на их книгах воспитывались поколения.
Романтические герои Новикова-Прибоя и Пикуля — мужественны и бесстрашны, они умеют любить и ненавидеть, они знают, что такое долг, честь и достоинство, поэтому не могут не вызывать восхищения и желания им подражать в стремлении покорять любые обстоятельства, брать на себя ответственность и за судьбу ближнего своего, и за судьбу отечества.
Разве не потрясающее сочетание — яркий, занимательный, напряжённый сюжет и рождающиеся в процессе следования за ним высокие, красивые, благородные чувства? Всем ли пишущим дано умение создавать такие сюжеты и умение так ими распоряжаться? И не особый ли это дар, о котором стоит говорить чаще, чем это принято?
Главной книгой писателя стал роман-эпопея «Цусима», создание которого потребовало от автора не меньшего мужества, чем то, которое проявили русские моряки в сражении с японским флотом. Многолетняя история создания произведения, как мы убедились, сложна и драматична, полна ярких, острых коллизий.
Много споров вокруг «Цусимы» ведётся и в наше время. Достаточно войти в Интернет, чтобы обнаружить всякого рода толки и кривотолки по поводу романа Новикова-Прибоя. Говорится об ушате помоев, который автор вылил на русское морское офицерство (это цитируются слова из статьи С. Семанова «Русское офицерское сословие» — Литературная Россия. 1992. 7 февраля), говорится о том, что взгляд баталера на цусимскую трагедию не выдерживает критики именно потому, что книга писалась «всего лишь баталером» (тут на все лады перепевается один из эпизодов «Непридуманного» Л. Разгона) и т. д.
