– Грейцель, ты говоишь о воинской школе в Аверде?
– Да, я уже все узнала. Но я несовершеннолетняя. Поэтому нужно согласие родителей.
Она с надеждой посмотрела на отца и мать.
– Вы мне его дадите?
Гри вопросительно посмотрела на мужа. У нее, разумеется, было свое мнение относительно просьбы дочери, но так уж было принято в семье – окончательное решение принимал Дикфрид. Этот обычай супруги привезли с холодного Севера.
Отец с ответом не спешил.
– Послушай Грейцель, – наконец сказал он. – Скажу тебе честно – мне это не кажется хорошей идеей.
– Я…
– Подожди, дай договорить, – он поднял ладонь, прерывая всякие возражения. – Объясни мне – зачем это тебе нужно? И почему – именно сейчас?
– Но, папа, – удивленно спросила Грейцель, – мы же договаривались!
– Мы не договаривались, – возразил Дикфрид. – Мы говорили об этом, но своего согласия я тебе не давал, не путай. Так зачем тебе это нужно? И почему сейчас?
– Ты же знаешь – я всю жизнь мечтала об этом. Мне всегда было это интересно. А тут – такая возможность!
– И это все?
– А разве этого мало? – вопрос поставил Грейцель в тупик.
– А ты считаешь, что этого вполне достаточно?
– Ну да. А что?
– Тогда я немного расскажу тебе, о чем я мечтал, не возражаешь? – Дикфрид откинулся на спинку стула. – Имея двоих сыновей, на которых я смогу спокойно оставить все тяжелые дела, я мечтал видеть свою единственную дочь хозяйкой красивого дома у каналов в Аверде. Я никогда не хотел, чтобы ты проводила свои дни в безделии, ты это знаешь, но считал, что ты сможешь заниматься массой других интересных дел: читать книги, слушать, или даже писать музыку, рисовать, учиться чему-то. Да мало ли есть занятий, на которых не нужно надрывать спину?
Он посмотрел ей в глаза:
– А теперь ты спрашиваешь меня – не дам ли я своего согласия на то, чтобы ты потратила следующие четыре года, таская на себе тяжелые железяки, надрываясь на ежедневных тренировках и, возможно, после этого отправилась на клочок земли среди болот или в какую-нибудь промерзшую насквозь крепость, еще лет на десять? Знаешь, о чем ты меня просишь? «Отец, – спрашиваешь ты – Я так хочу пожить среди здоровых мужиков, от которых несет потом, как от скота после работы на пашне! Я мечтаю постоянно терпеть их ругань, плевки и попытки хватать меня за разные места. А еще – я мечтаю о том, чтобы какой-нибудь, нажравшийся на обед маринованного лука с бобами цвард, орал мне в лицо, что сейчас он будет пинать меня сапогами в живот, если я сию же секунду не поднимусь с земли, случись мне упасть без сил, когда я буду бежать, истекая потом и кровью на стертых сапогами ногах. Дашь ли ты мне свое разрешение на это?»
– Дикфрид… – Гри тихонько коснулась его ладони.
Он погладил ее по руке, показывая, что все в порядке. Грейцель же слушала отца с побледневшим лицом.
– Значит, ты своего согласия мне не дашь? – тихо спросила она.
– Нет, Грейцель, не дам. Я объяснил тебе – почему. Если твоей мечты достаточно, чтобы просить меня о чем-то, то моей достаточно для того, чтобы тебе отказать.
Девушка опустила голову.
– Но чтобы ты знала – я понимаю, что через два года мой запрет не будет иметь для тебя значения. И тогда, ты можешь поступать по собственному желанию, не оглядываясь на мое мнение. Я не дам тебе своего согласия сейчас, но не могу запретить тебе проживать свою жизнь, согласно своим, а не моим планам. Это все, что я могу тебе сказать. Думаю – это разумное решение. Что скажешь?
– Я понимаю, – Грейцель отложила вилку и поднялась из-за стола. – Спасибо, все было очень вкусно, но я, наверное, пойду к себе. Голова разболелась.
– Грейцель?
– Все в порядке, мама. Я действительно не очень хорошо себя чувствую. Пойду к себе в комнату. Папа, ты не против?
Пропустив колкость мимо ушей, Дикфрид кивнул:
– Конечно, иди. Завтра праздник – зачем портить его себе больной головой?
Сзади послышался негромкий стук, затем двери приоткрылись, и на терассу заглянула Гри.
– Грейцель, все в порядке?
– Да, мама, конечно.
– Дикфрид вернулся, я хочу накрывать на стол к ужину. Предупреди Мэй Си, пожалуйста? И спускайтесь минут через двадцать, хорошо?
– Вернулся? Уже? – Грейцель удивленно оглянулась вокруг.
Солнце уже успело пройти половину пути до горизонта. Похоже, что с того момента, когда отец оставил ее на террасе одну, прошло не меньше часа или даже двух.
– Задремала я, что ли… Да, сейчас я ей скажу. Она, наверное, в комнате у меня.
– Хорошо, – кивнула Гри.
Когда девушка проходила мимо, она коснулась ее плеча.
– Знаешь, хорошо, что ты приехала. Мы так скучали по тебе. Я скучала… Но он – еще сильнее. Говорил о тебе постоянно.
Грейцель остановилась.
– Я знаю, Дикфрид такой, никогда ничего не покажет, но поверь мне – он гордится тобой. И очень любит. Уж я-то знаю. Мы так рады тебя увидеть, хотя бы ненадолго.
– Мама… – Грейцель шагнула к ней и крепко обняла. – Мама, я…
– Я знаю, дочка, знаю, – улыбнулась Гри. – И ты про нас не забываешь. Вот и хорошо. Помни: здесь твой дом и здесь всегда тебе рады. И тебе, и твоим друзьям. Ладно?
Девушка молча кивнула.
– Вот и хорошо, – мама погладила ее по волосам. – Ну, все, я пойду накрывать на стол. Иначе ляжете спать голодными. Собирайтесь к ужину.
Грейцель поднялась к себе в комнату. Мэй Си там не было. Скорее всего, была у себя, в комнате для гостей, которую ей отвели. Наверное, сейчас это было к лучшему – Грейцель чувствовала, что сейчас ей просто необходимо побыть в одиночестве. Присев за свой старенький стол, она положила руки на теплое дерево и опустила на них голову.
В тот вечер, когда она ушла из-за стола до окончания ужина, задерживаться было некогда. За дверями была тишина, никто следом за ней не шел. Тогда она сняла с шеи ключ и открыла замок ящика стола. Наверное, в таких ящиках принято хранить разные «девичьи секреты», но у не здесь хранились тайны посерьёзнее.
В принципе, зная отца, она предполагала, что он откажет – если бы он был согласен, тогда при первом же разговоре на эту тему не стал бы отшучиваться, а сказал бы прямо. Но поставить точку, прямо узнать его мнение, было необходимо – набор этого года начинается завтра, и нужно было торопиться: обычно количество желающих таково, что нужное число претендентов успевают набрать за день – два. Поэтому, она была готова к любому исходу разговора с родителями.
Первым из ящика был извлечен самодельный меч. И пусть его клинок был сделан из лезвия длинного кухонного ножа, рукоять из кости и эфес она вырезала и оплетала шнуром сама. Деревянные, обшитые кожей ножны, тоже были сделаны собственоручно и как следует. Оружие в них лежало плотно и выходило наружу легко.
