Эти мастифы демонстрируют все свое великолепие и выдержку, потому что, несмотря на все полученные от медведя удары, они не сдаются: их приходится оттаскивать силой и совать в пасти длинные палки, к концам которых приделаны широкие куски железа. Зубы медведя не острые – их специально сломали, чтобы он не мог ранить собак. Когда первая партия мастифов устает, выводят следующую. Когда устает первый медведь, приводят нового – и свежих собак для травли: сначала одну, потом все больше и больше, и так до тех пор, пока они не завалят медведя.
Томасу Платтеру зрелище понравилось, хотя запах 120 мастифов и 13 медведей в клетках показался ему отвратительным. Медведи стоят дорого, так что обычно собакам не позволяют их убивать; собаки же нередко гибнут – медведи вспарывают им брюхо когтями или хватают и заламывают. Некоторые медведи даже становятся знаменитыми. Самого известного из них, по кличке «Секерсон», даже упоминает Шекспир в «Виндзорских насмешницах»: «Я раз двадцать видел, как Секерсона спускали с цепи, и даже дергал его за цепь». Тем не менее вас вполне может напугать вид разъяренного медведя с идущей из пасти пеной и шкурой, красной от собственной крови и крови убитых им собак. Роберт Лейнем так пишет о травле медведей:
Если пес схватит медведя за горло, то медведь оцарапает ему когтями голову… так что после всех захватов и рывков, царапин и укусов, голых когтей и зубов с обеих сторон потери крови и раны были настолько сильны, что не восстановиться и за месяц зализывания… То был спорт, очень приятный для этих зверей: достаточно посмотреть на медведя, хищно глядящего своими розовыми глазами на врага, на ловкость и храбрость собаки, на мощь и опыт медведя, отбивающего нападение. Если его укусят в одно место, то он схватит собаку за другое и освободится; если его схватили, то, кусаясь, царапаясь, рыча и мечась, он освободится от захвата; а вырвавшись, он с облегчением два-три раза подернет ушами, пока по его морде течет слюна и кровь[110]
Слепых медведей бьют кнутами на потеху зрителям; разъяренные звери бросаются и хватают кнуты и бьют любого, кто подойдет слишком близко. Некоторые из них, впрочем, догадываются, как ослабить путы, и бегут в толпу зрителей; Секерсон – далеко не единственный, кому удалось таким образом сбежать. В октябре 1565 года у заброшенной церкви Остин-Фрайарс в Оксфорде сбежавший медведь набросился на двадцатичетырехлетнего мужчину и убил его. В Бирлинге, графство Кент, в августе 1563 года медведь лорда Бергейвенни убил у него дома вдову, «искусав и разорвав ей голову, тело и ноги». В 1570 году близ Херефорда медведь вырвался, пробрался в дом и убил спящую женщину[111].
Травлю медведей любят по всей стране и богачи, и бедняки, и мужчины, и женщины, и старики, и дети. В шекспировской «Двенадцатой ночи» сэр Эндрю Эгьючик раскаивается в том, что слишком много времени уделял фехтованию, танцам и травле медведей. В апреле 1559 года королева развлекала французского посла травлей медведей – и его настолько захватило зрелище, что на следующий день он отправился в Парижский сад, чтобы снова им насладиться. Королева приглашала на травлю медведей многих высокопоставленных гостей: похоже, это было одним из ее любимых развлечений. Роберт Дадли устроил для королевы травлю медведей в Кенилворте в 1575 году, а в 1599-м она даже лично посетила Парижский сад, чтобы посмотреть на кровопролитие. (Вы, наверное, удивитесь, узнав, что королева ни разу не была в театре «Глобус», расположенном в том же Саутуорке, но зато ходила на травлю медведей.) Только пуритане отказываются считать травлю развлечением, подходящим для всей семьи, хотя в основном они не столько жалеют животных, сколько недовольны тем, что эти зрелища проходят по воскресеньям. Единственный, кто выступает именно против жестокости, – Филип Стаббс; он спрашивает: «Какое христианское сердце может получать удовольствие, видя, как один несчастный зверь рвет, терзает и убивает другого, причем лишь ради глупого развлечения?»
Не меньше внимания привлекает и травля быка. Нескольких мастифов выпускают на арену, и они нападают и кусают привязанное животное. Бык отбивается рогами, подбрасывая собак в воздух. Люди длинными палками ловят собак на лету, чтобы те продолжали бой. В конце концов на быка спускают большую стаю, но схватка идет до тех пор, пока оставшиеся собаки не убивают быка либо настолько тяжело его ранят, что его можно только отправить на убой. Вас наверняка удивит, что законом запрещается не травить быков. В каждом городе есть собственный «бычий круг», где проводится травля. Любой, кто забивает быка, не выставив его предварительно на травлю, будет наказан: по закону штраф за продажу мяса животного, убитого без травли, составляет 3 шиллинга 4 пенса за каждого быка.
Самый неприглядный спектакль подобного рода в Англии часто устраивают под конец дня травли быков. Обезьяну сажают в седло старой лошади и выводят на арену. Затем туда отправляют полдюжины молодых псов. По словам Алессандро Маньо, «очень интересно смотреть, как лошадь убегает, лягаясь и кусаясь, а обезьяна крепко держится за седло и визжит – ей тоже достается от собачьих зубов; после такой травли лошади часто умирают, и их убирают слуги…».
Музыка и танцы
Хотя никому еще не удалось доказать, что «музыка – пища любви», Шекспир, несомненно, думает именно так. Более 170 фраз в его пьесах посвящены музыке или музыкантам, ариям или мадригалам, причем почти всегда – в положительном контексте. Многие песни приводятся в пьесах слово в слово. Шекспир не одинок в своей любви к музыке: от большинства англичан времен Елизаветы требовали, чтобы они играли на каком-нибудь музыкальном инструменте или, по крайней мере, могли петь. В лавках цирюльников часто стоят цитры или лютни, и клиентам разрешается играть на них в ожидании своей очереди. В подавляющем большинстве таверн играет музыка, хотя самым распространенным инструментом среди рабочих-выпивох остается волынка. В 1587 году Стивен Госсон пишет, что «в Лондоне столько нищих волынщиков и скрипачей, что стоит кому-нибудь войти в таверну, как его тут же окружают два-три музыканта, чтобы станцевать для него прежде, чем он уйдет».
