– Не бойтесь, – шепнул Якоб. – Просто сделайте то, что он попросит.
Женщина нервно кивнула, натужно сглотнув страх, прочно угнездившийся у нее в горле.
– Швея, какой шелк ты можешь сегодня купить? – спросил дон Юлий.
Портниха взглянула на Хорчицкого, а потом ответила:
– Любую самую лучшую ткань, какую вы пожелаете, господин.
– Голубую. Я хочу голубой шелк, голубой, как чистая вода, – заявил больной. – Нет, голубой, как озеро, спокойное и широкое. Хочу, чтобы он был прохладным и светлым, чтобы струился по девичьей коже, освежая ее, словно она плавает, нагая, в лунном свете.
– Да, господин.
– И, – продолжал повелитель Чески-Крумлова, указывая на покрытую кровавой коркой медвежью шкуру в углу комнаты, – я хочу, чтоб ты сделала из нее кайму. Чисти ее, пока не заблестит, как живой медведь. Свирепый и гордый.
– Хорошо, господин, – отозвалась швея, в ужасе уставившись на окровавленный грязный мех.
– Все должно быть готово к сегодняшнему вечеру.
– К вечеру, господин?
– Ты оглохла, старуха? Да, до восхода луны, иначе утром твоя тощая шея будет лежать на колодке вместе с куриными.
– Слушаюсь, господин. Все будет готово к вечеру. Я посажу за работу и дочку, и невестку, но рубашка будет закончена к вечеру, клянусь!
– Она должна быть прекрасна. Должна годиться самой принцессе… нет, богине!
– Да, господин.
Дон Юлий махнул рукой – ступай.
– Правый профиль, так ты сказал, Якоб? – повернулся он к Хорчицкому.
Доктор, зная, что Маркета ждет за дверью, резко втянул воздух.
– Да, дон Юлий. Правый профиль у вас самый выигрышный.
– Пришли ее ко мне. Я готов приветствовать моего ангела.
* * *
Маркета много раз представляла тот момент, когда снова увидит своего пациента. Своего любовника. Мужчину, который изнасиловал ее. Безумца, который едва не убил ее. Она не знала, как встретит его: заплачет ли, накинется ли на него или станет молить о пощаде.
Теперь она просто пыталась собраться с силами, набраться мужества, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Девушка знала, что рано или поздно он решит убить ее. Она склонила голову в безмолвной молитве, сложив перед собой ладони. Бахрома зеленого шелкового шарфа впилась в ее пальцы, когда она сжала их в мольбе.
– Господь милосердный! Дай мне сил сделать то, что я должна сделать, – прошептала Маркета. В голове у нее промелькнула шальная мысль – побежать по коридору, вырваться из замка и спрятаться в подземелье до конца своих дней. – Дай мне храбрости, – попросила она. – Пожалуйста, Господи!
Блуждающий луч солнца прорезал тучи и сквозь освинцованные окна осветил ее сложенные в мольбе руки. В коридоре прозвучали тихие шаги. Маркета повернула голову. Стражники как будто ничего не видели и не слышали.
По коридору шла женщина в длинном белом одеянии.
Она подошла к Маркете с высоко поднятой головой. Улыбнулась с высоты своего немалого роста. И взяла девушку за руку.
– Не бойся, – только и сказала женщина в белом.
Вместе они приблизились к двери, и там она поцеловала Маркету в макушку.
– Помни мое обещание. Я никогда не оставлю тебя.
И, не сказав больше ни слова, Белая Дама направилась прочь по длинному коридору.
Двери распахнулись.
– Пусть войдет! – прокричал дон Юлий.
От прикосновения руки незнакомки осталось ощущение гладкости атласных перчаток. Девушка попыталась вспомнить, какого цвета они были, но, потрясенная встречей, упустила тогда эту деталь, а теперь было уже поздно.
Молча приблизившись к сыну короля, Маркета заметила капельку крови у него на шее от пореза при бритье. Капля медленно стекла по его горлу, по загорелой коже.
Принц смотрел на дочь цирюльника правым глазом, склонив голову под каким-то странным углом, словно не мог повернуть ее. Он походил на петуха, разглядывающего червяка и готового клюнуть. Из-за его странной позы девушка могла не смотреть ему в глаза и сосредоточилась на капле крови. Ей вспомнились пиявки. Ей вспомнилось слишком многое.
Маркета сняла с головы платок. Юлий увидел ее волосы, и его необычная поза переменилась. Проглотив всхлип, он протянул к ней руки и крепко прижал ее к груди, обнимая одной рукой и гладя по волосам другой.
Девушка оцепенела. Она силилась сдержаться, когда его губы стали покрывать поцелуями ее рот, лицо и шею. Бастард сорвал с нее зеленый шарф, бросил его на пол и прижался губами к ее коже. Он застонал и покачнулся, а потом упал на колени, осыпая ее пылкими поцелуями.
– Мой ангел! Ты вернулась ко мне, – бормотал он сквозь слезы. – Я думал, ты умерла!
Дочь цирюльника ничего не сказала, но наклонилась, чтобы поднять шарф с пола. Это был теперь ее талисман, источник силы, напоминание о любви и здравомыслии. Потом она выпрямилась, недоверчиво глядя на того, чьи руки обнимали ее колени. Дыхание его было теплым.
Наконец Юлий поднялся и взял ее лицо в ладони с нежностью и заботой. Маркета заглянула ему в глаза. Безумие в них отступило в зеленые глубины, и то, что она видела, было любовью, чистой и ясной.
Краем глаза девушка заметила Якоба, не сводящего с нее пристального взгляда.
– Приготовьте пир! – радостным голосом приказал дон Юлий. – Моя любимая выглядит худой и бледной. Мы должны откормить ее, прежде чем она вернется со мною в Прагу в качестве моей принцессы!
Он поцеловал Маркете руки, а потом стал целовать ее еще и еще, глядя на нее, как святой на распятие. Затем подвел девушку к стулу и предложил ей сесть и выпить вина. Снял с нее башмаки и помассировал ей ноги, с обожанием заглядывая ей в глаза. Губы его, горячие и влажные, целовали ее пальчики и лодыжки, мурлыча ласковые слова.
– Пир, я сказал, Хорчицки! – приказал счастливый любовник Маркеты. – Что ты стоишь там как истукан?
Якоб сделал знак слуге передать распоряжение дона Юлия на кухню. Маркета не заметила, когда слуга вернулся с еще одним посланием для доктора. Специальная клеть была доставлена в замок в карете алхимика и в сопровождении ведуньи Аннабеллы.
Дожидаясь во внутреннем дворе, знахарка успокаивала аббата Бедриха из иезуитского монастыря, выглядевшего невыразимо встревоженным.
Глава 45. Несколько часов любви и счастья
Остаток дня прошел в объятиях, невинных и обожающих, физических и духовных. Дон Юлий делился с Маркетой тайнами и открывал ей душу. Он не пытался овладеть ею силой, как она боялась. Вместо этого он предложил ей свой ум и душу, разговор о любви и верности. Он держал ее лицо в ладонях и заглядывал ей в глаза.
– Сегодня я буду любить тебя так, как должен был любить раньше, когда ты разрезала мои веревки, когда ты дала мне шанс, а я предал тебя, – говорил он. – Ты единственная, кто поверил мне, как же я мог отречься от тебя?! Сегодняшней ночью я все тебе возмещу. Это будет любовь, какой не знала еще ни одна женщина. Ты забудешь обо всем на свете, клянусь!
