– Вы такого мнения обо мне?
– Ну… – растерялась Гвен.
– Черт возьми, Гвен, да если бы я прикончил его, уж, наверное, постарался бы оттащить куда подальше. Не настолько же я глуп, чтобы оставить его за мусорным контейнером!..
– Вот как? – с тайным облегчением произнесла Гвен, не забывая, однако, возмущённо хмурить брови. – Нет, разумеется, вы не настолько глупы.
– Могли бы хоть немного мне доверять, – продолжал сетовать Форд.
– Верно, – кивнула Гвен, отступая. – Прошу меня простить.
– Тем более что единственный, кого я был бы рад здесь придушить, это Мейсон. Он все еще тут околачивается?
– Кажется, да, – призналась Гвен, не соображая, как теперь быть.
– Очень плохо. Не забудьте прислать копов сюда, когда они появятся, – приказал Форд и закрыл дверь, прежде чем она успела что-то сказать.
– Знаете, – заорала она, – мне все это не очень-то нравится!
И, не дождавшись ответа, глубоко вздохнула и спустилась вниз встречать полицейских.
Тильда узнала о Томасе, только когда в дверь чердака постучались полицейские.
– Что за черт? – спросила она, спустившись к Гвен.
– Все не так плохо, как мы сначала думали, – бодро заверила ее Гвен, разбавляя сок водкой. – Он не совсем мертв.
– Ты считала, что он убит, и не послала за мной?
Тильда налила себе водки, старательно притворяясь расстроенной. Бедный Томас. Такая лапочка!
«Я хочу рисовать», – подумала она.
– Он ужасно выглядел, – продолжала Гвен. – Еще бы сутки пролежать за мусорным контейнером! Полиция считает, что он с кем-то разговаривал и собеседник вдруг ударил его по голове камнем. Непредумышленно.
– Вот как, – кивнула Тильда. – А Форд?
– Утверждает, что не оставил бы тело в таком месте. И мне кажется, что если бы он действительно пытался кого-то прикончить, то бил бы наверняка. Ничего не скажешь, профессионал.
– Тут ты права. Так кто же, по их мнению, это сделал?
– Ну, мы или любой из посетителей галереи. Они хотели бы потолковать с Дэви и Майклом, поскольку те так внезапно сорвались с места.
– Дэви, – повторила Тильда.
– Кажется, они позвонили в полицию Темптейшна, – продолжала Гвен.
– Вот как? Может, хоть это вернет Дэви.
– Прекрасно. Но я прошу тебя сосредоточиться на важных вещах!
– Я иду рисовать, – бросила Тильда и вернулась к джунглям на чердаке.
Она закончила последнюю Скарлет, когда луна поднялась высоко в небо. Отступив, Тильда долго смотрела на картину, чувствуя усталость, покой и опустошенность. Конец одной главы и начало новой.
– Нам нужно как можно больше рисовать, – объявила она песику, лежавшему посреди кровати и терпеливо наблюдавшему за ней. – Мы сейчас на подъеме.
Она включила стерео и продолжала рисовать под Дасти Спрингфилд, певшую «Я лучше уйду, пока влюблена», и Бренду Холлоуэй с ее «Все болит». Но вспомнив Дэви, считавшего, что ей нужна музыка этого века, Тильда переключилась на Дикси Чикс и принялась энергично подпрыгивать на пружинах матраца, накладывая позолоту на изголовье. Закончила она только в четыре утра, зато над кроватью сияли огромные, счастливые, вовсе не безумные головки подсолнухов, а Пиппи Шаннон упоенно выводила «Я делаю вид».
– Наша песня, – сказала Тильда Стиву, слишком уставшая, чтобы посмеяться над собой, но тут Пиппи перешла к «Кого я дурачу? Дурачу себя». – Вот это уж точно моя песня. Мне следовало бы больше уделять внимания всему, о чем говорят эти женщины.
Подсолнухи вдруг напомнили Тильде о Клариссе, требовавшей, чтобы подпись была крупнее.
– Стив, – позвала она, и такса подняла голову и недовольно взглянула на нее. – Знаешь, очень важно подписать свою работу.
Она отложила широкую кисть, которой рисовала листья, и взяла самую тонкую. Выбрала тюбик красного кадмия, выдавила небольшую колбаску, окунула кисть в краску и глубоко вздохнула. И трясущейся рукой вывела «Матильда» над «Скарлет» и «Гуднайт» – чуть пониже.
– Матильда Скарлет Гуднайт, – прочитала она вслух, – Ее работа.
Снова окунув кисть в краску, она перешла к коровам. Потом настала очередь цветов, бабочек, русалок… Последней она подписала картину с любовниками, затем села на кровать и хорошенько присмотрелась к делу рук своих.
На душе было невероятно легко.
– Это мои картины! – сказала она Стиву. – И больше никто их у меня не отнимет.
Если не считать Клеа.
Что же, об этом она подумает завтра.
Тильда поставила кисти в воду, легла рядом со Стивом и мгновенно провалилась в сон.
Проснувшись в девять утра, она упаковала картины, надела бейсболку Эндрю, которую с некоторых пор считала своим талисманом, оставила Стива с Ив и Гвенни и объяснила, куда идет.
– Не стоило этого делать. Это неправильно, – запротестовала Ив.
– Может, и нет. А может, и правильно. А вдруг судьба специально вернула их мне, чтобы я смогла поставить свою подпись?
– Нет, – помотала головой Ив. Тильда не стала спорить, обняла ее, чмокнула в щеку, вышла и села в машину Джеффа.
«Не хочу отдавать их, – думала она, глядя на коробку, где лежали картины. – Не хочу, чтобы мне мешали рисовать, как я считаю нужным. И не хочу опять браться за фрески».
Немного посидев в машине перед домом Клеа, она выудила из сумки сотовый, ежедневник и проверила список. Шесть заказов на фрески. Рядом с каждым – контактный телефон.
Тильда набрала первый и сказала в трубку:
– Миссис Магнуссон? Это Матильда Вероника. Простите, но я не смогу выполнить ваш заказ. Непредвиденные обстоятельства…
Она продолжала звонить, успокаивая оскорбленных клиентов, предлагая им картины или мебель, чувствуя, как напряжение в спине ослабевает. На переговоры у нее ушло больше часа, и, отложив телефон, она снова взглянула на коробку.
«Ну что же, если я должна расстаться с этими, придется всего лишь нарисовать новые».
И хотя Тильда явно опаздывала, все же торопиться она не собиралась и, поудобнее устроившись на сиденье, начала строить планы.
– Где Тильда? – первым делом спросил Дэви, входя в офис.
– Где вы были? – раздраженно бросила Гвен вместо ответа. – Здесь разразился настоящий ад и…
– Полиция, – кивнул Дэви. – Они все еще допрашивают папочку. Так где Тильда?
– У Клеа, – выдавила Гвен с несчастным видом. – Повезла Скарлетов.
– Это еще зачем? – разозлился Дэви.
