— Послушайте-ка меня, красавчик. Я знаю все, что случилось, и хотя я полагаю, что ты негодник и не стоишь мизинчика моей дорогой сестры, это наивное дитя любит тебя и не сможет быть без тебя счастлива.
Покраснев, Пекос сказал:
— И я тоже… знаешь, как я…
— Малыш, я знаю гораздо больше тебя во всей этой запутанной истории. Тебя еще ждут сюрпризы, потому что моя сестренка, слишком хорошо воспитана, чтобы решиться рассказать тебе все. Но я-то, черт меня побери, не такая скромница. — Она поднялась и расправила платье на бедрах. Пекос впервые обратил внимание на то, что эта женщина немного полнее той, которую он держал в объятиях на Дель Соль. Ее голос был ниже, а лицо не такое нежное. — А теперь ты помолчишь и послушаешь, что я тебе скажу. А когда я закончу, если в твоей упрямой голове есть хоть капля ума, ты на следующем же поезде отправишься в Марфу.
Ангел, меряя комнату быстрыми шагами, говорила, не останавливаясь, в течение получаса. А Пекос, которого она просила замолчать всякий раз, когда он осмеливался вставить словечко, слушал поразительную историю. С каждым новым фактом он все больше и больше чувствовал себя настоящим дураком. Когда Ангел прямо сказала ему, что именно он, Пекос, лишил девственности ее сестру, он был потрясен. Но еще больше его поразило то, что Баррету МакКлэйну так и не удалось переспать с Анжи. Пекос не успел еще осознать эти радостные для него новости, как Ангел перестала расхаживать по комнате и спокойно сказала:
— Есть еще кое-что, что, я думаю, тебе следует знать, Пекос. Возможно, Анжи хватит удар, если она узнает, что я тебе рассказала об этом. Но лично я считаю, ты имеешь право знать все. — Ее изумрудные глаза блеснули.
С улыбкой она наблюдала за его реакцией, когда он узнал, что не был сыном Баррета МакКлэйна.
— Мой будущий зятек, дело в том, что у твоей страстной красавицы матери была давным-давно любовная связь с одним аристократом из Мехико. И ты стал плодом этой любви, дружок. Я бы сказала, что эти двое любовников, которых свела судьба, могли бы этим плодом гордиться. — Ангел громко засмеялась, налила два стакана бурбона и протянула один потрясенному Пекосу.
Он махом выпил виски и опустил стакан.
— Ты говоришь, что я не… — он осекся и захохотал. Он смеялся и смеялся, счастливый сознанием того, что не был сыном человека, которого никогда не уважал, человека, который, как он всегда знал, был лицемерным и жестоким. Не был сыном беспринципного человека, который никогда не любил его!
Анжи проснулась, откинула спутанные волосы с лица и села на кровати. Потом подошла к окну. Летний день был ясным и безоблачным. Солнце поднялось уже высоко и заливало палящими лучами землю. Анжи оделась. После легкого завтрака из фруктов и черного кофе она отправилась верхом на высокогорное пастбище.
Позже на небе появились небольшие облака. Но пока они были едва заметны. Когда же в полдень она возвращалась домой, они стали больше. Прищурившись, молодая хозяйка ранчо смотрела на непривычную белизну на фоне темно-синего неба и спрашивала себя, есть ли какая-нибудь надежда на перемену в погоде.
После ленча Анжи немного вздремнула. Проснувшись, вышла, зевая, на залитый солнцем двор. И тут же обратила внимание, что на небе собираются тучи. Ее сердце учащенно забилось. Приложив ладонь к глазам, Анжи стояла, вглядываясь в низкое серое небо, и шептала молитву. Возможно, все-таки будет дождь.
К вечеру раскаты грозы разорвали тишину библиотеки, где она сидела за массивным письменным столом. Вздрогнув, молодая женщина вскочила и бросилась к тяжелым гардинам, чтобы выглянуть из окна. Улыбаясь, она выбежала через двойные двери во внутренний двор. Тучи закрыли солнце.
А когда она ужинала с мисс Эмили, на небе сверкнула молния. Эмили улыбнулась, понимающе кивнула и заметила:
— Сегодня ночью будет буря.
— Вы действительно так считаете? — Анжи очень хотелось в это поверить.
— Да, дорогая. Я прожила здесь всю жизнь и знаю это. Долгая засуха закончится еще до наступления следующего утра.
Сразу после ужина мисс Эмили удалилась в свою комнату. Анжи поспешила к себе. Небо становилось все более темным и зловещим. Раздевшись, она приняла ванну. Легкая улыбка играла на ее губах. Затем Анжи направилась к высокому бюро и выдвинула нижний ящик. Оттуда она вытащила красивую сорочку цвета шампанского, которую купила в модном магазине в Сан-Антонио и еще ни разу не надевала.
Под пенистым кружевом лежала жемчужно-золотая музыкальная шкатулка, которую Пекос принес в ее комнату в ту знойную ночь, когда они впервые занимались любовью. Колени ее задрожали. Анжи медленно достала очаровательную безделушку и опустилась на пол, сжимая ее в руках. Губы женщины дрожали, когда она робко откинула крышечку. Мягкая мелодия наполнила комнату, а миниатюрные фигурки затанцевали в открытой коробочке.
Пока играла музыка, Анжи поднялась с пола, держа рубашку в руках. Медленно натянула ее через голову, нежная ткань скользнула по полной груди и округлым бедрам. Она вздохнула, когда пышные складки упали на пол у ног. Красивое кружево ласкало ее тело, и Анжи почувствовала легкую дрожь. Как завороженная, она покачивалась в такт мелодии, льющейся из музыкальной шкатулки, вспоминая тот день, когда она в первый раз услышала ее звучание. Рубашка щекотала ее. Танцуя, Анжи вынимала шпильки из длинных волос, и они рассыпались по ее плечам и спине. Их шелковая тяжесть ласкала ее тело, сливаясь с кружевом рубашки, музыкой и бушующей непогодой за окном. Анжи подняла серебряную расческу. Она медленно расчесала волосы и подошла к тяжелым дверям, ведущим во двор. Осторожно приоткрыла одну створку и сразу ощутила сладкий аромат влажного воздуха. Несколько маленьких капелек дождя упали на каменную террасу у ее ног. Молния сверкнула так близко, что Анжи вздрогнула от неожиданности. Мощный порыв ветра ворвался в комнату, прижимая легкое кружево к ее теплому телу. Она задрожала, глубоко вдохнула свежий воздух и закрыла тяжелую дверь.
Прислонившись к двери с расческой в руках, почувствовала, как сильно бьется ее сердце. Кружево на низком корсаже натянулось на вздымающейся груди. Анжи слушала, как снаружи бушевал шторм, и улыбнулась. Буря наполнила ее надеждой. Возбуждением. Желанием.
Истощенная длительной засухой земля юго-западного Техаса ждала спасительной влаги. Она потрескалась и словно окаменела. Но Пекос, ехавший в вагоне поезда, не замечал этого. Он сидел в одиночестве в своем купе, вытянув перед собой скрещенные ноги и сложив руки на животе. Его голова откинулась на высокой обитой кожей спинке сиденья. Он не смотрел в открытое окно с того самого времени, как сел в этот поезд в Пасо дель Норт. Его не интересовал вид выжженных солнцем пастбищ, простирающихся вдоль железной дороги. Мысли его были заняты совсем другим.
Он думал только об Анжи.
Откровения Ангела кружились в его сознании. Широкая улыбка появлялась на губах и тут же сменялась стоном сожаления. Из всех воспоминаний, проходящих перед его мысленным взором, сменяя друг друга, одно вытесняло все — воспоминание о душной ночи прошлым летом, когда он тайком прокрался в спальню Анжи и в первый раз любил ее. Каким же тупым бесчувственным идиотом он был! Как мог не заметить того, что было так очевидно? Потрясение в ее милых огромных изумрудных глазах в тот момент, когда он так жестоко вошел в нее, слезы от боли, напряжение ее маленького хрупкого тела под ним. Она была девственницей! А он, лишив ее невинности, бросил деньги к ее ногам, назвал ее проституткой! Как мог он быть таким слепым тупицей! Он ничего не понял даже тогда, когда, вернувшись к себе, увидел капли крови на своем бедре!
