Не существует никакой свободы. Не существует выбора. Невозможно бороться с судьбой. Справедливости нельзя избежать. И смерти…
Избежать смерти тоже нельзя. Никому.
Даже боги смирялись с неизбежностью. Никто из людей не мог ей противостоять. Ни мистер Фернелл. Ни Шерри Уилкотт. Ни Эрика. Ни он сам.
Ничто из этого — здесь и сейчас — не было избрано. Нож и очистительная вода, ячмень и венок из травы, оцепеневшая на столе Эрика… все это было предопределено, у него просто хватило ума понять, что должно быть сделано, и делать это без жалоб.
Роберт посмотрел сквозь прорези в маске на беспомощную Эрику.
Чему быть, того не миновать.
Пора.
Нож поднялся, бронзовое лезвие заблистало — и отразило на своей зеркальной поверхности человека.
Смутно видимый силуэт у входа в зал.
Коннора.
С воплем ярости и отчаяния Роберт выпустил Эрику и повернулся, выхватил левой рукой из-за пояса револьвер охотницы и выстрелил шесть раз, израсходовав все патроны.
Коннор услышал вопль Роберта, увидел, как он повернулся, заметил взявшийся невесть откуда револьвер и мгновенно оценил возможность поразить свою цель, не задев Эрику.
Надежды было мало. Эрика находилась слишком близко к Роберту, и даже если стрелять предельно метко, пуля могла срикошетить от кости.
А он прекрасно знал, что может наделать рикошетная пуля.
Пока эти мысли пролетали у него в голове, человек в маске успел завершить поворот и навести оружие.
Яркая вспышка, гром выстрела, крошки известняка обдали брызгами лицо Коннора, когда он вжался в стену, затем еще один выстрел, третий, четвертый, пятый, шестой, грохот пальбы эхом раскатывался по пещерам, в воздухе появились перистые пылевые облачка.
На миг Коннор вновь очутился в своей нью-йоркской квартире, в перестрелке с Кортесом и Лоумаксом, пули пролетали мимо него в темноте.
Стрелял Роберт наверняка из «смит-и-вессона» Данверз, отобранного у нее в лесу. Шестизарядного, раздалось шесть выстрелов, значит, барабан должен быть пуст.
Надо действовать быстрее, пока Роберт не успел его перезарядить.
Коннор метнулся в проем, оглядывая пещеру поверх ствола своего «смит-и-вессона», готовый стрелять в этого гада, убить…
— Я бы не стал, — произнес Роберт настолько громко, что Коннор расслышал его слова сквозь звон в ушах.
Роберт стоял у дальней стены, прижимая к себе Эрику. Оружие валялось на полу, но в правой руке Роберта был нож, лезвие касалось туго натянутой кожи на горле Эрики.
Коннор замер.
— Бросай оружие, шеф. — Роберт смахнул с лица маску, она повисла на плече, рога отбрасывали на стену громадные, искаженные тени. — Бросай, или она умрет.
— Бен, — прошептала Эрика, чуть заметно покачивая головой, — он все равно убьет меня.
Коннор подумал, есть ли возможность снять Роберта так быстро, чтобы он не успел полоснуть ножом.
Нет. Пулю необходимо всадить в мозг, это мог бы сделать снайпер из спецподразделения. А он просто-напросто патрульный полицейский, проведший много лет за письменным столом.
Разжав руку, Коннор выпустил револьвер. Оружие лязгнуло о каменный пол.
Эрика застонала и завертела за спиной связанными запястьями.
— Теперь отфутболь его ко мне, — сказал Роберт.
Коннор легонько пнул пистолет, он, вертясь, заскользил по полу и замер на полпути между ними.
Роберт нахмурился. Он, разумеется, хотел бы, чтобы оружие оказалось поближе к нему.
Коннор посмотрел ему в лицо, красное от безумного возбуждения, блестящее от пота, и понял: Роберт думает, что мог бы легко убить Эрику — всего лишь провести ножом, но есть вероятность, что противник бросится к револьверу и, опередив его, схватит оружие.
Используя Эрику как щит и заложницу, он мог не подпускать Коннора к себе.
Роберт сделал шаг вперед и встретился с Коннором взглядом, нож твердо прилегал к нежной коже под челюстью Эрики, Коннор вгляделся в его глаза, ища там хотя бы искру разума, но находил только беспросветную бездну.
— Все кончено, — услышал он собственный голос и отдаленно удивился, что говорит спокойно, ясно. — В этих пещерах есть и другие полицейские. Они должны были слышать выстрелы. И сейчас идут сюда. Даже если ты проберешься мимо них, выход из пещер охраняется. И ты опознан. Блузка Шерри Уилкотт в нашем распоряжении. Нам известно все. Тебе не спастись.
Пустые пещеры глаз Роберта на миг осветились веселым блеском безумия.
— Не будь так уверен, — ответил он, и язык его прошелся по губам, выскользнув из-за желтых зубов, будто ящерица. — Твои полицейские найдут этот зал в лабиринте пещер не так уж быстро. К тому времени, как они появятся, я надежно спрячусь. Здесь тысяча ходов. Есть и другие выходы. Я могу спрятаться, и меня никто не найдет. Могу убежать и не попасться. — Сделал еще шаг. — Я ведь умнее твоих друзей. Умнее вас всех, вместе взятых.
Роберт рассматривал угрозу ареста как интеллектуальное соперничество.
— Я знаю, что ты умен, — сказал Коннор, пробуя другой подход. — Но все-таки боишься.
Роберт фыркнул.
— Тебя?
И снова шагнул вперед, толкая перед собой Эрику. Боковым зрением Коннор видел ее бледное красивое лицо, он не мог отвести взгляда от пустых глаз Роберта.
Еще один шаг, и этот безумец сможет дотянуться до пистолета, тогда конец.
— Нет, — ответил Коннор. — Не меня. Ты постоянно в страхе. Потому что отчасти до сих пор маленький мальчик, видящий, как гибнет мать.
— Бен, — прошептала Эрика, — не надо.
Коннор едва расслышал ее. Внимание его было сосредоточено на лице Роберта.
— Ты так и не преодолел этого, верно? Это ее вопли ты слышишь по ночам, ее лицо видишь при мысли о богине, которой поклоняешься…
— Заткнись! — рявкнул Роберт.
Его рука еще крепче стиснула нож. Коннор заговорил мягче:
— Я не собираюсь обвинять тебя ни в чем. Вот что тебе нужно понять, Роберт. Послушай. — Дальнейшие слова давались трудно, и спокойствие в голосе Коннора сменилось мучительной взволнованностью. — Я лишился той, кого любил. Винил в этом себя. До сих пор виню. Думаю… думаю, с тобой происходит то же самое.
Роберт не отвечал, не шевелился. Коннор позволил себе надеяться, что пронял его.
— Ты твердишь себе, что повинен в смерти матери, — продолжал он, понизив голос до шепота. — Это терзает тебе душу. Я знаю, что да. Знаю, каково это. — «Услышь меня, — молил он стоящего перед собой человека, — услышь, что я тебе говорю, пожалуйста». — Бессонные ночи, кошмары — все это мне знакомо.
